— Идемте, мисс Грейнджер. Еще успеете насмотреться.
Поначалу ей не верилось, что он действительно впустит ее в святая святых. Сперва он и не впускал, хотя она просила. Но со временем, когда их взаимоотношения вышли далеко за рамки профессора, хоть и бывшего, и ученицы, а стали скорее приятельскими, Гермиона, уже не спрашивая разрешения, могла брать с полки любую понравившуюся книгу. А Северус, в свою очередь, не опасался, что она будет утеряна или вернется к нему в ненадлежащем виде. А еще ему нравилось смотреть на то, как загорались предвкушением глаза Грейнджер, а на щеках, когда она улыбалась, играли ямочки. Хотя если бы кто-то поймал его долгий задумчивый взгляд, направленный на нее, и уличил, такой наглец рискнул бы немедленно получить Аваду.
Отношения с Роном пока складывались не так удачно, как хотелось бы того Гермионе. Однако она списывала все на его долгое отсутствие. В тех случаях, когда им с Гарри все же удавалось вырваться домой, хотя бы на день, между Роном и Гермионой случались перепалки, грозившие перерасти в скандал. Но все заканчивалось относительно мирно, и в какой-то момент домочадцы перестали обращать на них внимание и придавать им большое значение.
В первое время после начала учебы мальчишки были в полном восторге и наперебой рассказывали Молли и Артуру обо всем, что творилось в стенах новой школы. Гермиона поначалу тоже была впечатлена уровнем подготовки преподавательского состава. Но так безоблачно было ровно до тех пор, пока не начались практические задания. Тут однозначно лучшим был Гарри, хотя Рон и другие студенты не сильно от него отставали, ведь войну прошли все. Именно она и стала отправной точкой в решении многих служить закону, находясь на передовой. Но постепенно Гермиона все больше и больше убеждалась в том, что, пойдя на поводу у друзей, совершила ошибку, грозившую поставить крест на ее академических планах на собственную жизнь. Проведя долгие бессонные ночи за раздумьями, она наконец приняла решение уйти из школы авроров и посвятить себя чему-то более спокойному, тому, от чего она будет получать такое же удовлетворение, какое получала от учебы еще в бытность свою ученицей Хогвартса.
Первым об этом узнал Гарри и, как ни странно, полностью поддержал и даже выразил готовность помочь ей на новом поприще по мере возможностей, чем бы она ни решила заниматься в дальнейшем. Относительно реакции Рона она нисколько не сомневалась в своих предположениях. Он отреагировал предсказуемо бурно. Он кричал что-то о том, что Гермиона все решила без его участия, о том, что они договорились все вместе стать аврорами, чтобы не допустить повторения тех печальных событий, участниками которых им довелось стать; а теперь он чувствовал себя так, будто его предала любимая девушка, которая априори должна смотреть с ним в одном направлении.
Однако каким бы вспыльчивым ни был Рон, он никогда подолгу не обижался, был отходчивым и незлопамятным. А спустя еще несколько месяцев после ухода Гермионы из школы и сам стал поговаривать о том, что хотел бы помогать Джорджу в его магазине: дело явно прибыльное, а Джорджу не хватало рабочих рук, с тех пор как он стал единственным владельцем лавки Ультрафокусов. Глупо нанимать кого-то со стороны, если он, Рон, готов взять часть работы на себя. И не дотянув месяц до летних экзаменов, он тоже ушел из школы авроров, оставив Гарри одного бороться с потенциальным злом.
Лишь вернувшись из общежития для студентов в Нору, Рон самолично увидел, что Гермиона только что не ночует в лаборатории Снейпа. Она уходила рано утром, когда все еще спали, а приходила, когда на Магическую Британию уже спускались первые сумерки. Это послужило очередным поводом для выяснения отношений, тотального недоверия и подозрительности. Их и без того нередкие ссоры стали повторяться на ежедневной основе, после чего Рон, по обыкновению, громко хлопал дверью и уходил в ближайший бар, где жаловался всем желающим его выслушать на свою нелегкую жизнь, полную непонимания, а параллельно накачивался спиртным. Возвращался он под утро, плюхался прямо в одежде на кровать позади Гермионы и тут же засыпал мертвецким сном.
Со временем к наставлениям нерадивой будущей невестки подключилась и Молли. Она уговаривала, увещевала, приводила доводы в пользу прекрасной жизни домохозяйки и всячески пыталась оправдать поведение сына. Гермиона в такие моменты лишь молча кивала, глотая обиду вместе с непролитыми слезами. После, заручившись очередным молчаливым кивком Гермионы, Молли с чувством выполненного долга покидала ее комнату. А Гермиона ложилась на кровать и, накрывшись одеялом с головой, давала, наконец, волю эмоциям, поливая подушку слезами.