Выбрать главу

Джинни кивнула.
— Да, — бросила она и позвала: — Уигби!
Появившийся вновь домовик испуганно поджал уши, покосившись на Гекату, которая, не обращая внимания на усиливающиеся стоны Гермионы, продолжала исследовать ее живот скрюченными пальцами. Джинни отдала распоряжение эльфу, а в следующую минуту уже расставляла склянки рядом с теми, что принесла с собой Геката. Старуха бросила быстрый взгляд на тумбу и кивнула.
— Подай мне сверток, тот, что с краю.
Джинни протянула увесистый продолговатый предмет, обернутый плотной темной тканью в несколько слоев.
— Лежи смирно, не двигайся, — прохрипела Геката и, схватив сверток, прекратила наконец мерзкие ощупывания, лишь усиливающие болезненные ощущения.
Но Гермиона при всем своем желании не могла не двигаться. Она елозила ногами по кровати так, что и без того сбившаяся в ногах мокрая простыня скрутилась под ней жгутом. Временами с искусанных до крови губ против воли срывались стоны. Она изворачивалась, пытаясь повернуться, но Геката удерживала ее так крепко, что невозможно было поверить, как в этой старой худосочной ведьме может быть столько силы. Почувствовав, что сухая мозолистая ладонь больше не терзает ее, Гермиона открыла глаза и с ужасом увидела, как в руках Гекаты сверкнул кинжал.
— Не надо, — прохрипела она. В горле пересохло, а язык походил на наждачную бумагу и совсем не слушался. — Прошу вас.
— Если не будешь дергаться, то все будет в порядке, — отозвалась Геката, натирая острие клинка каким-то ядреным составом из флакона. — Нужно достать ребенка, иначе он задохнется.
Джинни обошла кровать и, присев на другой край, низко склонилась над Гермионой.
— Вот видишь, что ты наделала своим упрямством? — зашипела она ей в самое ухо. — Из-за тебя малыш никак не может сделать первый вдох.

Гермиона повернула голову и, крепко схватив за руку, попыталась поймать ее взгляд.
— Джинни, прошу тебя, позови целителя Ньюмена, — прошептала она.
Но та лишь усмехнулась.
— А потом сдаться аврорам? — она покачала головой. — Нет, не пойдет. Я лишь хочу стать матерью, а не пожизненно заключенной.
— Гарри этого не допустит, — скороговоркой продолжила Гермиона, чувствуя, как боль возвращается вновь. — Я тоже. Я никому не скажу, что это ты держала меня здесь все это время. Об этом будем знать только ты и я. Пожалуйста, Джинни, — голос оборвался, и она громко застонала, крепче сжав ее руку липкими от пота пальцами.
Джинни поморщилась, но руки не отняла. Когда тело Гермионы перестало извиваться, а ладонь, стискивающая ее руку, ослабла и безвольно опустилась на кровать, Джинни вновь склонилась над ней и проговорила:
— Даже не думай об этом, — она улыбнулась ласковой и безмятежной улыбкой, такой пугающей на фоне всего происходящего. — К тому же скоро тебе будет не до глупостей. Как только я получу то, что мне нужно, ты забудешь обо всем, что с тобой произошло. Я же говорила, что не собираюсь тебя убивать.
Конец фразы заглушил очередной болезненный стон. Промежутки между схватками делались все короче, а сами схватки — длиннее. Гермиона царапала бортик кровати, комкала в непослушных пальцах простыню, пытаясь хоть как-то облегчить свое состояние.
Геката снова что-то сказала, и Джинни поднялась с места. Но следить за ее передвижениями у Гермионы не было сил. Боль несколько поутихла, и она со страхом ожидала следующей схватки, стараясь сосредоточиться лишь на дыхании. Обо всем остальном она подумает позже. В частности, о том, что говорила ей Джинни. Боль не заставила себя ждать. На этот раз приступ был таким сильным и долгим, что Гермиона вдруг осознала: все то, что она испытывала до этого, было лишь предвестником настоящих мук. Как во сне она почувствовала, что на лоб ей легла влажная прохладная ткань, а через мгновение услышала скрипучий голос Гекаты:
— Вот, выпей. Это немного облегчит боль.
Губы почувствовали прикосновение стекла, и Гермиона, послушно открыв рот, проглотила противную жидкость, по вкусу мало напоминающую традиционное обезболивающее зелье. Но либо зелье было сварено неправильно, либо боль была настолько сильной, что одной дозы не хватило. Как бы то ни было, но эффекта, который обычно начинается через несколько секунд после приема, она не заметила. Лишь в голове появилась легкая туманная дымка, грозившая поглотить все терзавшие ее мысли. Периодов отдыха между схватками больше не было. Все слилось в один мучительный нескончаемый приступ. И когда он достиг своего апогея, Гермиона как сквозь толщу воды вновь услышала голос Гекаты:
— Пора.
Джинни кивнула и тут же отошла от кровати, а старуха, встав в изножье, принялась нараспев читать какой-то заговор. Когда голос ее затих, Гермиона наконец почувствовала, что приступ отступает, а сама она проваливается в невесомость, обещающую скорое освобождение. Геката замолчала и резко вскинула руку с кинжалом над распростертым перед ней телом. От резкой боли потемнело в глазах, и Гермиона надрывно закричала. Последнее, что она услышала, прежде чем наконец погрузиться в спасительное забытье, был тоненький пронзительный писк ее новорожденного ребенка, а где-то далеко, кажется, в параллельной вселенной — характерный треск аппарации, шаги и голос Северуса.