Огонь распространялся все быстрее. Гарри отдал аврорам команду отступать, и те, подхватив бездыханное тело Гекаты, аппарировали. Гарри направился к Джинни, которая зачарованно смотрела, как языки пламени лижут ножки кровати, поднимаясь все выше. Но увидев краем глаза, как он подходит все ближе, она отшатнулась от него и попятилась, увеличивая расстояние между ними. Она по-прежнему не отрывала взгляда от пламени, а по щекам ее струились слезы. Вдруг она посмотрела на него в упор. Взгляд, который до этого источал безумие, теперь стал осознанным, полным боли и сожаления.
— Гарри, я не знаю, как это произошло, — всхлипнув, проговорила она. — Как будто это была не я. Как будто… мне кто-то нашептывал, что все это правильно, что все так, как и должно быть. Я смотрела на мир словно сквозь пелену и… ничего не видела. Видела лишь то, о чем шептал мне голос, — она шумно выдохнула. — Как тогда, в детстве, дневник Тома Реддла. Было так легко просто выполнять чьи-то указания и совершенно не задумываться ни о чем. А теперь… Теперь я как будто прозрела. Теперь я вновь отдаю отчет своим действиям и… Это ужасно…
— Джинни, пошли. Скоро все здесь поглотит огонь, — Гарри протянул ей руку.
Но Джинни покачала головой.
— Гарри, мне так жаль. Я правда не хотела, чтобы кто-нибудь пострадал. Это было сильнее меня.
Пламя позади нее с ревом взметнулось вверх, приняв образ головы льва.
— Джинни, нам нужно уходить, — нетерпеливо повторил он, стараясь перекричать рев огня, и решительно направился к ней. — Быстро!
— Прости, я люблю тебя, — проговорила Джинни и, резко оттолкнув его, бросилась прямо в разинутую пасть огненного льва.
— Джинни, нет! — Гарри бросился было следом, но выросший откуда ни возьмись на пути Кричер крепко схватил его за руку, и уже в следующий миг они оказались на достаточно большом расстоянии от дома, первый этаж которого уже занялся огнем.
— Кричер, черт бы тебя побрал, мне нужно вернуться! Сейчас же!
— Уже поздно, сэр, — проскрипел старый домовик. — Все кончено.
— Откуда ты вообще взялся?!
— Уигби появился в доме на Гриммо и сказал, что наследнику Сириуса Блэка грозит опасность. Я пришел, чтобы вытащить вас оттуда.
От бессилия и отчаяния Гарри упал на колени и завопил. В его протяжном душераздирающем крике смешалось все: боль, безысходность, обреченность. Где-то вдалеке послышался вой сирены. Видимо, кто-то из соседей-магглов, увидев огонь, вызвал пожарников. Гарри вновь посмотрел в сторону дома. Пламя уже полностью охватило строение. Еще немного, и останется лишь пепелище. Одна из стен, окончательно прогорев, с шумом рухнула на землю. Вслед за ней отправилась и крыша, из-под которой тут же вырвался огромный огненный дракон и захватил остальную часть дома. К моменту, когда на место происшествия прибыла пожарная бригада, от Адского пламени остались лишь отголоски. Потушить их ожидаемо не удалось, но они исчезли, стоило последней уцелевшей деревяшке обуглиться до неузнаваемости.
Гермиона слушала, боясь перебить или пропустить хоть слово из его рассказа. Когда Гарри наконец замолчал, она, пытаясь подавить громкий всхлип, закрыла рот ладонями. Еще какое-то время они молчали. Гермиона пыталась переварить все услышанное. Это казалось ей таким далеким и невозможным, сложно было поверить в то, что все это реально произошло с ней и ее друзьями. Нет, смерти для Джинни она не желала, даже когда связанная лежала в подвале их дома и со страхом слушала бред, который та несла.
— Удалось узнать, кем была эта Геката? — спросила она наконец, направляя тему в более рабочее русло.
Гарри кивнул.
— По всем документам, что нам удалось найти, она считалась мертвой. Причем не единожды.
На лице Гермионы отразилось удивление.
— Что значит «не единожды»?
Гарри невесело усмехнулся.
— В течение последних четырехсот лет ее несколько раз сжигали на костре, топили, она умирала от чумы и холеры, дважды ее убивали собственные мужья на почве ревности. Уверен, это далеко не полный список всех ее перерождений.
— Перерождений? — повторила за ним Гермиона, силясь понять, как такое вообще возможно.
— Да, — ответил Гарри. — Точная дата ее рождения остается неизвестной. Никакой информации нет, но есть предположение, за которое выступают многие факты. Она принадлежала какому-то древнейшему роду. Все женщины этого рода были ведьмами и занимались темной магией. Из уст в уста они передавали рецепты зелий и темномагические обряды, известные только им. Род давно уже прервался. Осталась лишь Геката. Раз в пятьдесят лет она проводила свой обряд, а для этого ей нужна была жертва — молодая женщина с магической составляющей, что отдана ей в качестве оплаты за… — тут Гарри вновь горько усмехнулся и, понизив голос, продолжил: — …За помощь в появлении новой жизни. — Он взглянул на Гермиону, которая внимательно ловила каждое его слово. — Понимаешь?
Она медленно кивнула.
— Кажется да, — проговорила она. — Новая жизнь взамен старой.
— Да, но никто не знает наверняка и теперь уже вряд ли когда-нибудь узнает, — ответил Гарри. — Северус убил ее, и на этот раз окончательно. Неизвестно, сколько людей вот так попались на ее удочку. У нее был первоклассный дар внушения. А еще она как будто знала, за какие струны нужно дергать, чтобы получить желаемое.
Брови Гермионы удивленно взметнулись вверх.
— Северус? — переспросила она.
Гарри замялся и смущенно отвернулся.
— После всего, что мы пережили вместе, — забормотал он, — все эти формальности кажутся глупыми.
Гермиона улыбнулась и хлопнула его по плечу.
— Хочешь познакомиться с Викторией? — спросила она, вновь меняя тему разговора и прерывая возникшую было неловкую паузу.
— С кем? — не понял Гарри.
— Виктория Эбигейл Снейп, — продекламировала она и потянулась к розовому свертку.
— Тише-тише, — зашептал он. — Она же спит.
— А я как раз собираюсь ее покормить.
Гарри пробыл в палате до позднего вечера, а когда ушел, Гермиона почувствовала, что теперь все наконец встало на свои места, все так, как и должно быть. Конечно, ей было жаль Джинни, жаль, что она попала под влияние старой колдуньи и позволила собой манипулировать. Но вновь накрывшее ее осознание собственного счастья невозможно было перебить ничем. Поцеловав Викторию, которая, наевшись, тут же уснула, Гермиона закрыла глаза, почему-то уверенная в том, что кошмары ей сегодня не грозят.