Громкая связь опять чем-то булькает, резко выдыхает, кашляет и, хлопнув рукой по столу, с шипением выключается.
Мне хочется присоединиться к человеку по ту сторону микрофона. Мы бы с ним нашли много общих тем для разговора, я уверен. Посостязались бы в обоюдном доведении друг друга до самоубийства рассказами о своих жизнях. Именно для таких случаев и нужны друзья и алкоголь. Чтобы облегчить душу, поплакавшись кому-нибудь в жилетку, а на следующее утро проснуться и продолжить себя ненавидеть.
Я стою и жду, когда все это кончится.
Так проходит время.
Тихо.
Ничего.
Громкая связь больше не подает голоса.
Придется что-то делать.
Я выбираю путь по коридору наименее противной мне техники - диски.
Ряд полок с дисками петляет и извивается, так что я не вижу, куда он ведет.
Обложки большей части дисков тоже рябят, я не могу прочитать их названия или разглядеть картинок. Как только я концентрируюсь на них, они превращаются в плывущее подобие бензиновых пятен. Цветное варево мерно расплывается по коробкам с дисками. Тем не менее, некоторые мне удается понять.
«Девушка-картошка. Весь сериал» - какая-то очередная мыльная опера для пустых людей, рутинные и однообразные жизни которых настолько скучны, что им сойдет за развлечение наблюдение за рутинными и однообразными жизнями других пустых людей. Я знаю этот типаж, если вы замечаете, что ваши одногруппники, знакомые, соседи по офису или иные коллеги смотрят на вас подозрительно, заинтересовано, ехидно или иронично, и начинаете подозревать, что кто-то что-то ляпнул у вас за спиной, то приглядитесь: возможно, в вашем кругу общения завелся человек, переставший отличать свою жизнь от жизни персонажа очередной мусорной мелодрамы, - а такое вполне возможно, учитывая тягомотную тупость и зияющую бессмысленность последних, что делает их зеркальным отражением жизни своего зрителя, - и теперь развивающий сюжет скандалами, интригами и сплетнями. На обложке «Девушки-картошки» изображен профиль симпатичной девушки с землистым цветом щербатого лица на фоне горящей пятиэтажки. Из окон выползают столбы дыма, вырываются языки пламени, а девка улыбается и смотрит куда-то за границы обложки.
«Приручи зверя: сезоны с одиннадцатого по шестнадцатый». Ток-шоу с целевой аудиторией, влачащей чуть более осмысленное существование, чем аудитория предыдущего порождения современной массовой культуры (но по степени развития нервной системы все еще не дотягивающей до ланцетника), а потому требующей для полного духовного удовлетворения чего-то более изощренного, чем вялое развитие отношений четырех поколений соседей по лестничной клетке. Например, экспертная оценка поведения каких-нибудь школьников-живодеров, проводником которой в массы является базарная бабка в прохудившемся сарафане, беззубое и шамкающее мнение которой убедительно сопровождается потряхаемым в воздухе кулаком. Проблемы воспитания очередной малолетней розетки и накал страстей, развернувшихся внутри ее подло споенной пизды. И другие сюжеты с поверхностным посылом, чтобы любой зритель, на протяжении всей программы расплескивающий по креслу свой кал, кипящий от возмущения аморальностью и ублюдством очевидных до гротеска, понятного любому идиоту, скотов и имбецилов, мог почувствовать себя частью общего мнения и убедиться, что его ценностные ориентиры верны и поддерживаемы большинством. На обложке - человек в мятом костюме с вычурной зверской усмешкой сидит на кресле в до наглости расслабленной позе перед затененной толпой, трясущей кулаками в его сторону.
«Колесование. Выпуски с десять тысяч восемьсот девяносто второго по двенадцатитысячный». Игровое реалити-шоу, в котором преступники якобы разыгрывают свое наказание, крутя разноцветный барабан. Я не знаю, кандидатом каких наук надо быть, чтобы верить в реальность происходящего, но само наказание в конце показывают натуралистично, особенно смертные казни. Люди любят такое вопреки своей зверской природе. На обложке - человек в мультяшной тюремной робе (белая с синей полосочкой) на фоне того самого барабана.