Я открываю дверь, иду.
И попадаю в свою прихожую.
Прихожая вместо африканской саванны.
Прихожая вместо амазонских джунглей.
Прихожая вместо горных тропинок.
Прохожая вместо ночного костра.
Впрочем, я не разочарован.
В конце концов, я всегда чувствую облегчение, возвращаясь именно сюда. В свою прихожую.
В детстве родители любили попутешествовать. Естественно, они брали меня с собой.
Но ни одно место на земле не манило и не ждало моего возвращения так, как моя прихожая. Каждое возвращение домой, как пересадка сердца. Как переливание свежей крови. И каждый раз, уходя, я чувствую, что отрываюсь. Даже не рождаюсь, а натурально отрываюсь, как кусок мяса. Чувствую, как рвутся сухожилия и растягиваются мышцы. Как выворачиваются суставы и трещат кости. Как истерично сокращаются нервы и как сжимается сердце.
Боже.
Морфей стоит, облокотившись на стену, и совсем печально смотрит на меня.
Ты не просто любишь эту квартиру. Ты ассоциируешь себя с ней. Или ее с собой. Ты даже не представляешь себя в отрыве от нее. Это совсем больная штука. Я думал, во сне можно порвать эту связь.
Но что тогда от тебя останется? Только сгусток ненависти, блуждающий в пустоте.
Говорит Квартира-тян и морщится.
Имена ты раздаешь, как идиот из автомата стреляет...
Тогда ты, возможно, примешь мир таким, какой он есть. Перестанешь ломать ногти, скребясь в нарисованную дверь.
Не обращает на нее внимания Морфей.
Ты сам в это не веришь. Даже если ты забудешь все свои мечты, ты уже никогда не примешь чужие. Ты уже давно успел разложить их на составные, и все они для тебя - сажа да пепел.
Почему нет? Я думаю, стоит попробовать.
Лицо Морфея не двигается, оставаясь каменно-серьезным, но в его глазах вспыхивает пламя.
Ты не должен этого делать. Ты просто выжжешь себя изнутри. Ты все равно не станешь «нормальным», в лучшем случае провалишься в пустоту и будешь сраться под себя в психушке, даже не зная про это.
Ее голос дрожит толи от страха, толи от жалости.
Если ты лишишься всего, то тебе придется искать что-то другое.
Пламя охватывает прихожую. Обои чернеют на глазах, скручиваются и осыпаются пеплом. Языки огня затапливают квартиру. Сквозь них не видно совсем ничего, они поедают мир. Слизывают его со стенок моей черепной коробки.
Я, кажется, ничего не чувствую.
Как всегда.
Морфей внимательно следит за мной и кивает.
Пламя начинает забирать и меня. Оно кутает меня в прохладный освежающий кокон. Мне хочется погрузиться в него и раствориться в нем.
И тогда начинает кричать Квартира-тян.
Она визжит, как нож. Как бормашина. Как спица в ухе. Как стекло в сердце. Как сверло в мозгу.
А мне становится больно. Нестерпимо тошно. Выворачивающе отвратительно.
Мне хочется блевать.
Я не могу потерять это место. Без него я останусь один на один с Адом.
Я стряхиваю с себя огонь, собираю все пламя и запихиваю его обратно, откуда оно пришло. Заталкиваю, утрамбовываю, комкаю и давлю.
Морфей в удивлении распахивает глаза, открывает рот, и пламенный шар вталкивается в него, разрывая ему голову на куски.
Вместо крика Морфей издает грубый металлический звон, который заполняет собой все вокруг, засасывает огонь и растворяет квартиру.
Стены становятся прозрачными, растираются по моим векам и превращаются в гнусный утренний свет.
Кроме него остается только раздражающий звон будильника.
***Ступень 5***
«Иногда я не могу вспомнить, как я проснулся сегодня и просыпался ли вообще. Не вспомнив этого, я не могу понять, сплю ли я теперь или уже бодрствую. Так проходит моя жизнь».
- Альберт Кэмиен
Я сам не могу не отметить пугливую поспешность, с которой моя рука бросается на телефон. Я ненавижу его. Искренне ненавижу каждый звук, издаваемый этой ублюдской погремушкой бесов.
И боюсь ее. Ее бренчание никогда не предвещает ничего хорошего. Музыкальная шкатулка Пандоры.
Я боюсь ее, поэтому так стремлюсь оборвать этот голос.
От звона будильника вся моя душа сжимается в дрожащий комок. Слыша его, я чувствую неотвратимость. Будто я стою на доске, под ногами у меня акульи плавники вычерчивают круги, а в спину мне упирается хищная шпага.
Полная безысходность.
Я чувствую себя настолько жалким, что мне стыдно смотреть в глаза даже собственной дакимакуре. Я отворачиваю ее к стене, чтобы она не видела меня.
Я отключаю этот будильник и закрываю глаза.
Будильник будет звенеть каждые пять минут, пока я не наберусь мужества встать с кровати.
Это вынужденная мера. С каждым днем мне все тяжелее вставать. Все мучительнее опускать ноги в холод. Сон становится все крепче и липче. Я могу запросто не слышать двадцать минут этой какофонии. Чувствую себя старой развалиной. Когда-нибудь я совсем не проснусь. Так и останусь в коматозном бреду. И господь свидетель - я жду этого дня с большим трепетом, чем смерти.