На спине холма, ровно в том месте, где брюхо луны касается травянистой шерсти, виден изящный силуэт.
Нет, не так. Пусть... Изящный олень гордо поднимает голову и смотрит...
Небо темнеет и густеет.
То есть, теплеет и опускается на поле, с материнской лаской накрывая его заботливым одеялом...
Тушь закрашивает звезды, оставляя только самые крупные.
Нет, я не хотел... Зачем ты это делаешь?
Благородная позолота облезает с луны. Луна бледнеет.
Морфей запинается и пытается стиснуть зубы. Но он слишком далеко отсюда, на самом краю бескрайнего поля.
Мир становится серебристо-черным, каждая травинка вырисовывается на фоне поля резким чернильным контуром, будто обведенная пером.
Все не так, я ведь... Зачем моим голосом, я ведь...
Каждая угольная тень приобретает значение. Все складывается в единую картину, скручивающуюся вокруг нее.
Нее? - голос Морфея звенит от напряжения, каждое его слово искрит болью стиснутых скул.
Она торжественно спускается по холму, и бескрайнее поле вздрагивает, как потянувшийся во сне кот. Каждая травинка распрямляется и вытягивается, рвется в ее сторону, будто под напором страстного урагана.
Фу, что за пошлость...
Каждое ее движение вырисовывается игрой света и тьмы, она похожа на черную дыру, в которой плещутся и перекатываются чернила и ртуть. Даже издалека я вижу блеск ее глаз.
Девушка, да? - Морфей расслабляется, он принимает это. - А как же твое уютное одиночество? Ты никогда никого не пускал сюда. Ну, если хочешь так, может, оно и к лучшему.
Встань. Поднимись с травы и встреть ее.
Еще один голос? А ее ты как назовешь? Гипнос?
Даже твоя тень вытягивается в ее сторону.
Если ты решил взять на должность своего хранителя снов кого-нибудь посимпатичнее, я, конечно, рад, это хорошо, что наш мальчик начал думать о девочках, но зачем тогда я?
Я не знаю. Мое тело тяжелеет и наполняется свинцом. Тени начинают течь быстрее, истерично проносятся по траве и взмывают в небо. Мир становится мутным и расплывчатым. В фокусе остается только она.
Стой, может, хватит?
Каждый ее шаг звенит хрусталем и откликается в твоем сердце нежной мелодией.
Ладно...
Ты уже можешь рассмотреть детали. Гибкое тело. Стройные ноги. Осиная талия. Черные волосы по пояс. И огромные глаза.
Мио что ли? Тебе надо завязывать с аниме, боже... Тебе уже снится твоя дакимакура.
Подойдя ближе, она протягивает тебе руку - аристократично белая ладонь с длинными тонкими пальцами - и нежным голосом говорит:
Зачем ты здесь? Возвращайся.
Ты киваешь ей.
В ту же секунду мечущиеся тени начинают рвать траву, растирать очертания угольного мира, размывать чернила неба и вспенивать их в густую серебристую массу.
Ты моргаешь.
А открыв глаза, снова оказываешься здесь.
Дома.
***Ступень 3***
«- Что я делаю со своей жизнью? - спрашиваю я сам себя. Впрочем, ответ очевиден: - Живу. Как умею. Живу».
- Август Юнкель
Это все затянулось. Все должно было быть не так. Все должно было быть как обычно. Ты представляешь меня, чтобы отвлечься от мыслей о прошедшем дне. А я плавно провожаю тебя до царства грез и оставляю там.
Не более чем коротенький сеанс психологической помощи. Всего лишь подстраховать тебя, не оставлять тебя в одиночестве, пялящегося в потолок, чтобы ты не полез в петлю от отчаяния. Или опять в кухонный шкафчик.
Я полагаю, что сеанс, во время которого терапевт сам провалился в безумие пациента, должен оплачиваться по двойной ставке.
И все-таки, как же так получилось, что я провалился в сон вместе с тобой? И кто была эта девушка?
На кухне раздается глухой стук.
Снова она?
Ты встаешь с постели и идешь туда посмотреть, что упало. Ты не надеваешь тапки. Гладкие доски пола отдаются в ногах приятной прохладой. Кухню освещает только приглушенное шторкой сияние ночных фонарей. На фоне окна резко выделяется угловатый и громоздкий силуэт. Включи свет. Щелчок выключателя, тусклая вспышка, предвещающая скорую смерть лампочки, и, наконец, чахоточный свет. Посреди кухни стоит гроб, стоит твердо и самоуверенно, будто бы он всегда здесь стоял, и тут ему самое место. Снаружи гроб выглядит дешево и сердито - он сбит из обычных досок и, судя по глянцевому блеску, покрыт лаком. Крышка гроба наполовину открыта. Ты видишь, что она крепится к стенке гроба дверными петлями, а изнутри на ней висит массивный навесной замок, чтобы в гробу можно было закрыться и спокойно заснуть. Вместо обивки в гробу лежат подушка и одеяло с приветливо откинутым уголком. Ты узнаешь в них те самые подушку и одеяло, которые постелены на твоей кровати. На подушке виден след от головы, а одеяло немного взбито, будто бы ты только что лежал на них и видел сладкие сны. Они выглядят так тепло и уютно, что на тебя накатывает зевота, а веки начинают слипаться. Слабость, вялость, усталость, все это смешивается в одну томную массу, стягивающую тело зудящей паутиной. Тебе хочется только поскорее лечь под одеяло, потянуться, свернуться калачиком и...