Я видела, как лицо Виктора исказилось. Его эмоции были как открытая книга — шок, неверие, страх, и наконец, ярость. Они накатывали волнами, одна за другой, отражаясь в его глазах и полыхая во всём теле.
— Ты… из-за такой мелочи ты превратила меня в овощ? Лишила того, что делало меня особенным?
Я почувствовала, как к горлу подступает комок. «Мелочи? — подумала я. — Он считает свои преступления мелочью?» Но вслух я сказала другое:
— Нет, — покачала я головой. — Блокатор только подавляет твои эмпатические способности. Все остальные функции мозга не затронуты.
Виктор закрыл глаза, и я увидела, как его грудь тяжело вздымается. Его лицо побледнело, а на лбу выступили капельки пота. Я чувствовала его панику и отчаяние так ясно, словно они были моими собственными.
— Я больше ничего не чувствую, — прошептал он. — Пустота… Как будто часть меня умерла.
Его слова ударили меня, словно пощечина. Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота, а в груди разливается холод. Что я наделала? Неужели я действительно убила часть его личности?
Я видела, как Виктор открыл глаза и посмотрел прямо на меня. В его взгляде была такая смесь боли, страха и ненависти, что я невольно отшатнулась. Я чувствовала его эмоции так ясно, словно они были материальными — горечь предательства, ужас от осознания потери, гнев на меня и на весь мир.
Моё сердце сжалось от сострадания и вины. Я хотела защитить людей, но не ценой уничтожения личности другого человека. Даже если этот человек — преступник.
Но как ещё можно было его удержать от того, что он творил?..
Я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, извиниться, объяснить… Но слова застряли в горле. Что я могла сказать? Как оправдать то, что сделала?
В этот момент я поняла, что перешла черту. Я сделала то, чего боялась больше всего — использовала свои знания и способности, чтобы навредить другому человеку. Пусть даже с благими намерениями.
И делала ли я это только ради благих намерений? Я так хотела избавиться от него, избавиться от нашей связи… чтобы никогда больше не чувствовать прикосновение его разума. Нас могла разъединить только смерть.
Моя.
Или его.
Я понимала, что для него такое — лишиться всех способностей.
И я выбрала себя…
Я всё-таки такая же как он…
Тошнота усилилась, к горлу подступила горечь. Я отвернулась от стекла, не в силах больше смотреть на Виктора, не в силах выносить его обвиняющий взгляд.
«Что я наделала? — эта мысль билась в моей голове, как пойманная птица. — Кем я стала?»
— Мне жаль, Виктор, — тихо сказала я. — Но это было необходимо.
— Ты чудовище, Юлия, — процедил он. — Сумасшедшая маньячка. Ты хуже всех тех, кого ты считаешь злодеями. Люди для тебя всего лишь эксперимент. Ты — даже хуже меня! Ты лишила меня выбора. Лишила части меня самого.
Я почувствовала, как по щекам текут слезы. Август обнял меня за плечи, но даже его присутствие не могло унять моей боли и вины.
Виктор отвернулся, уставившись в потолок пустым взглядом.
— Оставьте меня, — глухо произнес он. — Радуйся пока можешь, Соколова. Однажды я верну себе всё, и тогда мы ещё побеседуем…
Я выключила микрофон дрожащими пальцами. Мы добились своей цели — Виктор больше не представлял угрозы. Но цена оказалась слишком высокой. Я не была уверена, смогу ли когда-нибудь простить себя за это.
— Может, грохнуть его всё-таки, — сжимая и разжимая свой искусственный кулак спросил Марк. — Скажем, мол, неудачный случай на производстве.
— Сначала нам надо проверить как функционирует блокатор, — пожала плечами Кира. — Пусть орёт, что ему вздумается.
Тот взгляд, которым наградил Виктора Август, был весьма многообещающим. У мужа внутри всё просто клокотало от ярости, но ради меня он сдерживался.
Я отвернулась от стекла, чувствуя, как меня захлестывает волна вины и отвращения к себе. Ноги подкосились, и я бы опустилась на пол, если бы муж не поддержал меня.
— Что я наделала? — шептала я, раскачиваясь взад-вперед. — Я действительно чудовище…
Меня трясло.
Август не отпускал меня, нежно обнимая за плечи.
— Юлия, послушай меня, — мягко сказал он. — Ты сделала то, что было необходимо. Виктор был опасен. Ты забыла, что он сделал с тобой? Ты спасла многих людей.
Марк положил мне руку на плечо.
— Сестренка, ты слишком строга к себе, — сказал он твердо. — И слишком снисходительна к другим. Нельзя позволять им творить всё, что вздумается. Виктор заслужил это. Он ведь тогда опять сбежал из тюрьмы используя способности, так что считай, что сейчас он отсидел часть срока.