Следующий вопрос был более агрессивным:
— Но разве само существование людей с такими способностями не нарушает базовое право на неприкосновенность личности?
Я сделала паузу, тщательно подбирая слова.
— Я понимаю ваше беспокойство. Но подумайте вот о чем: мы уже живем в мире, где люди с высокой природной эмпатией лучше понимают эмоции других. Мы не считаем это нарушением чьих-то прав. Эмпаты — это следующий шаг в развитии этой способности. Их навыки могут быть использованы во благо — для разрешения конфликтов, улучшения коммуникации, помощи людям с эмоциональными проблемами.
— А как насчет использования Эмпатов в правоохранительных органах или судах? — спросил еще один журналист.
— Это сложный вопрос, — признала я. — Мы действительно рассматриваем возможности применения способностей Эмпатов в этих сферах, но только как вспомогательный инструмент, не как замену существующим процедурам. Например, Эмпат мог бы помочь определить, находится ли подозреваемый в состоянии стресса, но это не могло бы использоваться как прямое доказательство вины.
Вопросы продолжали сыпаться как из рога изобилия более двух часов. Я старалась отвечать честно и открыто, признавая сложности и этические вызовы, но также подчеркивая потенциальные преимущества Корпуса Эмпатов для общества.
Я стояла за трибуной, чувствуя, как капли пота стекают по спине. Я думала, что справляюсь неплохо. Но тут поднялась женщина в первом ряду, и ее вопрос застал меня врасплох.
— Доктор Соколова, — начала она, пристально глядя мне в глаза, — вы утверждаете, что способности Эмпатов — это результат взаимодействия с экосистемой Цереры. Но скажите, проводили ли вы исследования о том, передаются ли эти способности по наследству? И если да, то какие меры вы планируете предпринять, чтобы предотвратить появление привилегированного класса «сверхлюдей»?
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица. Комната словно закружилась вокруг меня. Это был аспект, о котором я старалась не думать, вопрос, который я сама себе боялась задать.
Я открыла рот, чтобы ответить, но не смогла произнести ни звука. Мой мозг лихорадочно искал выход, но каждый возможный ответ казался неправильным. Признаться, что мы не знаем? Но это могло подорвать доверие к нашим исследованиям. Сказать, что мы планируем такие исследования? Но это могло вызвать панику и обвинения в неэтичных экспериментах.
Секунды тикали, а я все еще молчала. Я чувствовала на себе взгляды всей аудитории, слышала нарастающий шепот. Камеры безжалостно фиксировали мое замешательство.
— Это… это очень важный вопрос, — наконец выдавила я, понимая, насколько неубедительно это звучит. — На данный момент у нас нет данных о наследственной передаче этих способностей. Это область, которая требует дальнейшего изучения, но любые исследования в этом направлении будут проводиться с соблюдением всех этических норм и под строгим контролем.
Но было уже поздно. Я видела, как журналисты яростно строчат на своих датападах, как члены этического комитета обмениваются многозначительными взглядами. Мое колебание было воспринято как уклончивый ответ, почти признание, что мы что-то скрываем.
В этот момент я поняла, что одним неловким ответом я, возможно, открыла дверь для спекуляций и страхов, которые мы так старательно пытались предотвратить. И что самое страшное — я не знала, как исправить ситуацию.
Я продолжала говорить, пытаясь вернуть контроль над ситуацией, но внезапно почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Комната снова закружилась, но на этот раз по совершенно другой причине. Я попыталась сглотнуть и сосредоточиться, но волна дурноты накатывала все сильнее.
Неосознанно я положила руку на живот, пытаясь успокоить тошноту. Это движение не ускользнуло от внимательных глаз журналистов.
— Доктор Соколова, — выкрикнул кто-то из зала, — вы что, беременны?
Этот вопрос прозвучал как гром среди ясного неба. В зале мгновенно поднялся шум. Журналисты повскакивали со своих мест, выкрикивая вопросы. Члены этического комитета зашептались между собой. Я стояла, оглушенная и растерянная, не зная, что сказать.
Модератор обсуждения пытался восстановить порядок, призывая всех к тишине, но его голос тонул в общем гаме.