Собравшись идти дальше, девушка уловила странный и неестественный для обычного дня в Алтене звук. Подняв голову вверх, она увидела среди поредевших туч, уже просвечивающих ясное синее небо, маленькую приближающуюся точку.
Летел вертолет. А из него вихрями вырывались маленькие пестрые листовки.
Подобные акты не были новостью для Режионемы. Часто, особенно в неблагоприятных районах, княжеские противники старались продвигать свои оппозиционные идеи. Десятки различных группировок ходили по домам, раздавали литературу, флаера, некоторые, самые дерзкие, даже прерывали радио эфиры и вставляли информацию о своей организации. Они обещали изменение режима, улучшение жизни обычных людей, даже окончание опалы на шаманов. Полиция и органы власти, если находили этих смельчаков, обращались с ними очень жестко. Из рассказов отца и учебников истории, раньше таких приговаривали к высшей мере наказания. Но на своей памяти Равенна помнила только одну казнь.
Ей было всего шесть лет, когда это произошло. Всю знать, в том числе и семью Мэйн (в полном составе), обязали явиться. Тут же собрали большое количество обычных людей. Тогда княжеской полиции удалось поймать главу самой крупной и опасной для властей группировки. Равенна не помнила ее названия. Но она не была простой. Почти все представители этой организации были шаманами. План захвата власти состоял в том, чтобы подорвать авторитет князя Питера и поставить на его место своего человека, который смог бы изменить законы Режионемы и мнение людей о шаманах. Они многого добились: смогли поднять целых три восстания, провернуть две попытки убийства князя, но в ночь перед четвертым бунтом их штаб-квартиру накрыли с поличным.
Сразу же после казни князь торжественно передал корону своему сыну Филу. С чувством выполненного долга, оставил теперь уже «чистый» престол.
Фил же не был так же жесток, как его отец. Говоря честно, этот человек был даже мягкотелым. Почти всю работу за него выполняла его свита. Ронал Мэйн, которому Фил действительно доверял, был против смертной казни в целом. Поэтому те немногочисленные раскрытые полицией группировки по официальным данным отправлялись на золотые рудники. Но, несмотря на увещевания отца, Равенна почему-то этому не верила.
Несколько ярких листовок занесло на ту улицу, где находилась Равенна. Пустой, бесцельный интерес заставил ее поднять одну из них.
На флаере размером с половину тетрадного листа размещалась краткая информация о шаманах, о том, почему политика по отношению к ним и простым людям последних трех князей несправедлива, и пару слов призыва к действию. Внизу под звездочкой было указано, когда и где нужно быть, если читающий вдруг правда решится вступить в организацию. Равенна глянула на рядом лежащую листовку и заметила, что там прописаны совершенно другие данные.
«Продуманно» – решила она. Но укол скептицизма вдруг заставил ее задуматься. «Это может быть приманка от полиции. Будет интересно, если по этим адресам скоро начнут отлавливать несостоявшихся революционеров.»
И, отмахнувшись от мысли об этом, она машинально сунула листовку в карман куртки. У нее был вагон своих трудностей, и она не собиралась заниматься чужими проблемами.
***
Равенна с матерью всегда обедали вместе. Отец в это время был во дворце и приходил поздно вечером с кучей бумаг и карт, продолжая разгребать их до самого утра. Мерно жуя кусок белого хлеба, вкуса которого она, впрочем, не чувствовала, девушка устремила замутненный взгляд куда-то вдаль.
– Все нормально? Как школа? – прервала гробовую тишину мать, взволнованная состоянием дочери.
– Да, все хорошо. – ответила Равенна, подняв ложку и начав делать вид, будто ест суп. Она не решалась посмотреть ей в глаза. Так чуткая женщина могла бы прочитать на ее лице все ее переживания.
– Точно? Ты знаешь, ты можешь рассказать мне все, что угодно. Я постараюсь понять.
– Мне нечего рассказывать, мама. – неоправданная злость заставила ее сжать зубы. Она была из тех людей, которые не любили проявлять слабость. Такие личности ставят себе слишком высокие и никому не нужные планки, изо всех сил стараются им соответствовать, но, когда понимают, что не справляются, их одолевает злоба. Которая часто находит выход на других.
– Я поняла. – Пелагея слегка поникла, но она была очень эмпатичной натурой и давно знала об особенностях характера своей дочери. Поэтому уже не воспринимала на свой счет попытки Равенны отдалиться.
В прояснившейся голове девушки агрессия сменилась на вину перед матерью. Но за этот день ее силы иссякли, и последнее, чего она хотела – объясняться с кем бы то ни было. После обеда она почти сразу уснула в своей комнате и проспала до самого утра.