- И синие глаза цвета ослепительного неба;
- И задорный веселый носик;
- И прекрасная женская фигура со всеми выпуклостями и округлостями, так нравящиеся мужчинам.
Одно только очень не нравилось Михаилу Александровичу. Сестра милосердия громко и азартно на весь перрон материлась, ругая, что было сил пожилого железнодорожника. Тот держался спокойно, чем еще более бесило медичку. Бедный мужчина!
- Что это такое? - спокойно, так же громко, как и материлась девушка, спросил Михаил Александрович.
Девяносто девять сотых женщин тотчас бы испугались и бросились вприпрыжку. Или хотя бы засмущались и покраснели. Все-таки он – старший офицер и мужчина в полном соку, а она – не только младший чин, но и женщина.
Увы, сегодня Михаилу Александровичу попалась оставшаяся одна сотая представительниц женского пола. Она не только никак не испугалась, но и посмотрела на него так сердито, словно он был в этом виноват. Так сказать, входил на паях в эту мужскую концессию.
- Нет! - безаппеляционно отказала сестра милосердия, хотя он ничего не просил ни словом, ни взглядом.
- М-гм, - внушительно высказался великий князь, весь бешеный от такого поведения слабого пола. Вот ведь наглость, он это так легко не отпустит! Наступила тишина, как в последнем акте «Ревизора».
- Ну так и слушаю? - сердито потребовал Михаил Александрович. Он еще был спокоен, но весь его вид говорил, что мужчина вот-вот взорвется и кому-то, например, ей, будет плохо. Очень плохо. Морду может ей и не будут бить, снисходя к гендерной слабости, а вот отругать вполне могут.
Девушка затихла. По-видимому, она сообразила, что материться может не только она, но и ее, а военный вес у ней все же гораздо меньше, и в грядущей перепалке ей может здорово попасть.
- Сестра милосердия Алика Антипова, - представилась она куда меньше, и несколько сбивчиво сообщила:
- Понимаете, мы уже четвертые сутки здесь находимся. Нет транспорта. И, скорее всего, не будет. А тут всякие жирные полковники катаются одни в целом вагоне!
- Всем надо, - пожал плечами Михаил Александрович, - министерство не может сразу всех вывезти.
Кажется, его не узнали. Но все равно, так оскорбить! Хотя его реципиенту пора бы немного похудеть. Шершавый язычок у этой девушки. Как ее Алики.
- Вот и я тоже говорю, - оживился железнодорожник, получив поддержку, - не можем мы столько людей враз вывести. Понимать надо.
Великий князь удивленно на него посмотрел. Видно было, что Михаил Александрович оказался в некоторой растерянности. Как будто его жеребец, на котором он много лет ездил, вдруг заговорил. И не просто по человечески, а на безупречном французском. Кошмар какой!
- Э-э, милейший, вы можете идти, - отпустил он железнодорожника через некоторое время, когда, наконец, пришел в себя.
Мужчина, глянув на полковника и понимая, что и ему может хорошенько влететь. И, может ему даже больше, чем матерящейся сестре милосердия, поскольку она миленькая девушка, а он пожилой мужик, поспешил уйти.
Сцена спектакля завершилась в связи с уходом актеров. И слава тебе господи!
Михаил Александрович, решив, что проблема была уже решена и, посмотрев на привокзальные часы – до отправления состава, к которому был присоединен его вагон, оставалось десять минут, двинулся дальше.
- Э-э, ваше благородие, - послышался девический почти ангельский голосок, - а можно с вами еще поговорить?
Что за черт? А-а! Он позабыл девицу – матерщинницу, с которой, собственно, все и началось.
- Ну что еще, милая, ты же видишь, я уже стар и ко мне бесполезно приставать, - сказал устало Михаил Александрович. Пусть ему был всего лишь четвертый десяток, но все же. Дура она что ли? Не будет он с ней шуры-муры проводить!
- И вовсе вы не стары, - обижено протянула она и, видя, что собеседник поднимается по лестнице и исчезнет в вагоне, торопливо воскликнула: - господин полковник, ваше высокоблагородие, куда же вы?
- В вагон, - указывал великий князь на четко видимый маршрут движения.
- А я? - вновь обижается это чудо в перьях, - я что, напрасно перед вами извинилась?
От неожиданности Михаил Александрович остановился перед вагонной дверью. Вот она железная свежевыкрашенная дверь в иной мир, где тишина и покой.