Каскабель был прав. Зачем строить мост, стоящий несколько миллионов, когда, выждав подходящее время, можно было перейти или переехать на ту сторону по льду.
Надо было лишь терпеливо ждать.
Около 7 октября наступили сильные холода. Снег шел часто, и травы уже не было видно. Листья облетели, деревья были покрыты инеем. Скрылись чахлые кустарники и мхи, покрывающие почву.
Так как в проливе было сильное течение, то лед долго не мог остановиться. Но льдины делались все плотнее и шире. Один хороший мороз — и все будет сковано крепче железа. Ждать оставалось уже недолго.
Семья ждала с нетерпением того момента, который даст возможность покинуть порт Кларенс. Но минута отъезда должна была стать и минутой разлуки с друзьями. Сергей Васильевич намеревался остаться в порте Кларенс и, дождавшись весны, вновь заняться научными изысканиями в северной части Аляски.
Все очень грустили, так как за это время успели сдружиться и привязаться друг к другу.
Но больше всех грустил Жан. Разве мог он не знать, что Кайета останется с Сергеем Васильевичем? В интересах молодой индеанки следовало оставить ее у приемного отца. Только он один сможет обеспечить ее дальнейшую судьбу. Он увезет ее в Европу, даст ей образование. Разве может она найти это в семействе бедных акробатов? Конечно, нет. Все-таки Жан очень грустил, и, как ни старался, — не мог побороть этой грусти. Ему предстояло расстаться с этой милой девушкой и никогда больше не встречаться с ней, так как она войдет в семью Сергея Васильевича! А они так привыкли вести долгие разговоры, привыкли работать рука об руку… Лишиться всего этого, лишиться ее присутствия! Бедный юноша приходил в отчаяние.
Вся семья не могла себе представить, как это вдруг с ними не будет Сергея Васильевича и Кайеты. Дорого бы они дали, чтобы Сергей Васильевич согласился ехать с ними до конца их путешествия. А там… там было бы видно.
Обитатели порта Кларенс очень полюбили семью Каскабель и с беспокойством ожидали того момента, теперь уже недалекого, когда эти смелые люди бесстрашно пустятся в путь навстречу серьезной опасности.
Но если они проявляли столько симпатии к французам, явившимся издалека и отправлявшимся еще дальше, то некоторые из русских, прибывших недавно в порт, отнеслись к членам труппы Каскабеля, особенно к Сергею Васильевичу, несколько иначе.
Как было уже сказано, в порте Кларенс находилось в это время несколько русских чиновников, которые вследствие передачи Аляски американцам должны были вернуться на сибирский берег.
Между этими чиновниками были двое, у которых имелось специальное назначение следить за политическими ссыльными, бежавшими в Америку, на тот случай, если бы им вздумалось перейти русскую границу. Русский, присоединившийся к труппе циркачей, показался этим субъектам подозрительным, и они решили не упускать его из виду, стараясь в то же время, чтобы он не заметил этого.
Сергей Васильевич и не подозревал надзора за собой. Он тоже был огорчен предстоящей разлукой. Казалось, что в нем борются два желания: не покидать друзей и продолжать свою экскурсию по западной Америке.
Видя его задумчивость, Каскабель наконец не выдержал и решил объясниться откровенно.
11 октября вечером, после ужина, он обратился к Сергею Васильевичу с таким видом, точно сообщал новость:
— Кстати, месье Серж, вы знаете, что скоро мы едем в вашу страну?
— Знаю, мои друзья. Но ведь это уже было давно решено…
— Да, мы поедем в Россию… будем проезжать через Пермь… Там живет ваш батюшка, если не ошибаюсь.
— Я и жалею, что мы расстанемся, и завидую вам, что вы едете.
— Месье Серж, — обратилась к нему Корнелия, — а вы долго рассчитываете остаться в Америке?
— Долго ли?.. Я и сам не знаю…
— А когда вы будете возвращаться в Европу, то какой путь изберете?
— Я поеду по Трансатлантической железной дороге. Мои исследования должны привести меня к Нью-Йорку, и там я сяду на пароход… с Кайетой.
— С Кайетой! — простонал Жан, глядя на молодую индеанку, низко опустившую голову.
Водворилось молчание. Каскабель прервал его, начав нерешительным тоном:
— Послушайте, месье Серж… я давно собираюсь предложить вам… Я, конечно, знаю, какие трудности предстоят нам в этой огромной Сибири… но с известной долей мужества и желания…
— Дорогой друг, — ответил Сергей Васильевич, — поверьте, что ни опасности, ни усталость меня не пугают, и я с удовольствием разделил бы их с вами, если бы…
— Отчего бы нам не закончить путешествие вместе? — спросила Корнелия.
— Как бы это было хорошо! — прибавил Сандр.
— Если вы согласитесь, я вас поцелую! — вскричала Наполеона.
Жан и Кайета не произнесли ни одного слова, но сердца их сильно бились.
— Дорогой Каскабель, — ответил Сергей Васильевич после нескольких минут размышления, — мне хотелось бы поговорить с вами и с вашей супругой.
— Мы к вашим услугам… хоть сейчас.
— Нет, лучше завтра, — ответил Сергей Васильевич.
Все разошлись спать, заинтригованные, в ожидании завтрашнего дня.
О чем собирался говорить Сергей Васильевич? Решился ли он изменить свои планы или собирался сделать семье денежный подарок, чтобы доставить ей возможность продолжать путешествие в лучших условиях?
Разговор состоялся на другой день утром, — не из недоверия к детям, а из боязни, что кто-нибудь из туземцев или других жителей порта, которые постоянно навещали маленький лагерь, может услышать этот разговор. Сергей Васильевич попросил чету Каскабель отойти немного в сторону. То, что он должен был сказать им, было очень серьезно, и надо было, чтобы никто не узнал этого.
Все трое пошли к старому, заброшенному маслобойному заводу, и вот что услышали супруги Каскабель.
— Выслушайте меня, друзья мои, и подумайте хорошенько, прежде чем вы ответите на мое предложение, — обратился к ним Сергей Васильевич. — Я не сомневаюсь в вашем добром сердце, и вы много раз уже доказывали мне вашу преданность. Но в решительный момент вы должны знать, кто я…
— Кто вы?.. Вы честный человек, и этого довольно! — воскликнул Каскабель.
— Это так… я честный человек, — ответил Сергей Васильевич, — но именно потому, что я честный человек, я не хочу причинять вам своим присутствием в дальнейшем путешествии опасность.
— Опасность?.. Вашим присутствием?.. Но почему?.. — спросила Корнелия.
— Потому что я — граф Наркин… и потому что я — политический ссыльный…
И Сергей Васильевич рассказал свою историю.
Граф Сергей Наркин принадлежал к одной из богатейших фамилий в Пермской губернии. Как уже он говорил раньше, всю свою молодость он посвятил науке и путешествиям по всему свету.
Но он увлекался не одной наукой. Политика вмешалась в его жизнь, и в 1857 году он был уже сильно скомпрометирован как член одного тайного общества. Почти все члены этого общества были арестованы, их судили с беспощадной строгостью и приговорили к вечному поселению в Сибири.
Между ними был и Сергей Васильевич. Он должен был ехать в Якутск, покинув своего единственного родственника, восьмидесятилетнего старика отца, графа Василия Наркина, жившего в своем поместье Вальске под Пермью.
Пять лет пробыл ссыльный в Якутске, пока наконец ему не удалось убежать в Охотск, находящийся на берегу Охотского моря. Там ему посчастливилось сесть на судно, идущее в Калифорнию. С тех пор, в продолжение семи лет, граф Сергей Наркин жил то в Соединенных Штатах, то в Новой Англии, постепенно приближаясь к Аляске и зная, что предстоит передача ее Америке. Да, он лелеял надежду вернуться в Европу через Сибирь, — именно тем путем, который избрал себе Цезарь Каскабель. Можно представить себе, что чувствовал он, когда узнал, что семья, спасшая его от верной смерти, собиралась достичь Берингова пролива, чтобы перебраться в Азию.
Понятно, в его интересах было присоединиться к ней. Но смел ли он отдать ее в руки строгих русских властей? Что будет, если откроют, что она способствовала его возвращению в Россию? А его отец очень стар, и сыну безумно хотелось увидеть его.