— Ты что к ребенку пристал? — сурово спросил Алексей, нависая над ним, подавляя своей значительностью: он был минимум на голову выше и в два раза толще тощего кавказца.
— Она нэ рэбенок, — сказал второй, забавно задирая
Верхнюю губу и скаля гнилые передние зубы. Этот был похож на хорька. — Она шлюха, я купыл ее у брата, она дэнги украла.
— У кого украла? — равнодушно спросил Алексей. — У тебя или у брата?
— Нэ-эт, у брата. У моего брата. У его брата. Она нэ рэбенок, она воровка, шлюха.
— Она сука, бляд, — подскочил от нетерпения «Ах- мет». — Мой брат накормил, напоил, а она дэнги трэбует. Какие дэнги? Сука, шлюха!
— Так украла или потребовала?
- Украла!
— Нет! — неожиданно вскрикнула девочка. — Они сами сказали, что заплатят...
— Заткнис! — прорычал «хорек» и повернулся к Алексею. — Нэ слушай, она шлюха...
— Так сколько всего братьев было? Твоих и твоих?
— Тры, — удивился «Ахмет». — Тры моих и одын — его. Они накормили, напоили...
— Хватит, — оборвал его Алексей, которому уже надоели все эти «накормил, напоил». Кивнул девчонке: — Пой - дем-ка отсюда.
Она метнулась к нежданному спасителю, но «Ахмет» резким движением швырнул ее обратно, да так, что она ударилась головой о корпус фуры и упала... А дальше все про-изошло очень быстро. Алексей ринулся к девочке, «хорек» протянул к нему руку — чтобы удержать, — из-за угла вынырнули Ремир и Юрка. Ремир, увидев лежащую девочку и «зверька», вытянувшего руку в направлении Алексея, решил, что ему все ясно, и с ходу залепил несчастному так, что тот отлетел на едва прикрытый снегом асфальт бесформенной кучей старого тряпья.
Извиняться перед «зверьками» после того, как они убедились в твоей силе, нельзя — не поймут и решат, что ты их боишься. Это правило Алексей уяснил давно. Поэтому он, не дожидаясь, пока «хорек» очухается, надвинулся на оставшегося без поддержки «Ахмега».
— Твой товарищ хотел меня ударить. Ни за что. А ты ему не мешал. Ты говорил, у тебя три брата? А вот мои братья. Давай, зови свой аул, будем разбираться, кто кому сколько должен. Что молчишь? Не хочешь звать аул? Тогда
Засунь свой поганый язык в задницу и быстренько убирай отсюда свою вонючую шкуру. Ясно?
«Ахмет» отошел на несколько шагов, обернулся, выплюнул какое-то свое ругательство. Алексей поднял дрожащую и всхлипывающую девчонку, повел к выходу со стоянки. В спину ему донеслось: «Она шлюха, я купыл ее у брата»...
— Вот неугомонный какой. Может, ему тоже врезать? — деловито спросил Ремир.
— Да не надо, — отмахнулся Алексей.
Девчонка начала приходить в себя. Утерла нос рукавом куцей курточки, взглянула на Алексея расширенными глазами.
— Куда вы меня ведете? В милицию? Но я ничего не крала, честное слово!
Алексей поморщился от брезгливой жалости.
— Вы мне не верите?
Он молчал, чувствуя, как глухое раздражение перерастает в ярость. И когда опять зазвучал плаксивый голосок, он взорвался. Отпустив пару смачных ругательств, он за-кончил тираду несколько более спокойным тоном:
— Кретинка ты безмозглая, ты чем, мать твою, думала, когда к «зверям» в кабину садилась?! Ты что, первый день на свете живешь, да? Не знаешь, чем это кончается? И не смей хныкать — сама виновата!
Девочка торопливо всхлипнула, нос у нее покраснел, на ресницах опять повисли слезинки. На Алексея она смотрела с ужасом.
— Ну? Молчишь? Даже не можешь объяснить, зачем к ним в машину села?
— Мне... мне домой ехать далеко. Я в Ленинграде живу, — дрожащим голоском сказала она наконец. — Денег нет, я еду автостопом... Ночевать негде, в мотель меня даже в прихожей до утра посидеть не пустили, я попросилась к одной женщине, тут, в селе. Она без денег пускать не хочет, сказала, что я могу на стоянке заработать. Ну, что на стоянке за это хорошо платят. Я и решила попробовать. Пошла на стоянку, там ко мне подошел один...
— «Зверек»?
— Да. Сказал, что их двое и что они заплатят мне двадцать рублей за ночь. Я подумала и согласилась. А они...
— Понятно. А сюда-то ты как попала?
— У меня бабушка старенькая, денег мало, я хотела на работу устроиться, а в Ленинграде без паспорта не берут. Мне подруга сказала, что на юге можно в совхоз пойти, там с четырнадцати работают. Я хотела в совхозе работать, а часть денег бабушке по почте пересылала бы.
— И что не стала работать? Не понравилось?
— А меня не взяли. Они только местных берут. Вот я и решила возвращаться, а денег нет...
— Ладно. Поедешь с нами до Тулы. Оттуда и до Ленинграда ближе, и народ на дороге поприличнее. Звать-то тебя как?