Чание оказалось болезненным — каждый опасался за свои семьи, которые в любой момент могли оказаться на положении заложников. Естественно, выкуп вносили всегда, но мытищинские зачастую выдавали только трупы, а живых избивали до полусмерти; чеченцы же не пропускали ни одной женщины. Побывавшие у чеченцев девушки прохо-дили через руки всех — от лидеров до последних «быков». И на фоне таких воспоминаний вопрос о беспределе Цезаря был замят.
Когда все расходились, Вахо подошел к Ученому и как бы между прочим спросил о здоровье Слона. Оказалось, что жена Слона была родственницей Вахо и он когда-то бомбил со Слоном. Маронко показал на Александра и Михаила: «Видишь этих шутников-сказочников? Первым их учителем был Слон, и он считает их своими лучшими учениками». Конечно, как Вахо мог упустить такой повод для дружеского застолья?
Вахо очень хотел дружить не только со Слоном, но и с Ученым, и с Цезарем. В Москве он жил недавно, положеньице у него было шаткое, и крепкая дружба с сильной группировкой ему совсем бы не помешала. На аукционе он мало говорил и много слушал, пытаясь оценить истинный баланс сил. Он смотрел на Ученого, на Гончара, на лидеров несоюзных команд и в конце концов сделал вывод: старик и мальчик сдают территорию — явный признак слабости. Но все явно опасались им хамить. И даже безобразнику Цезарю только выговаривали за его нехорошее поведение, но никто не рискнул назначить время и место «стрелки». Если они настолько сильны в период упадка, то что же будет, когда они восстановят силы? Значит, это хороший старик и хороший мальчик. После недолгих колебаний Ученый со своей свитой и Вахо со своим советником отправились домой к Слону. Туда же вызвали Белого — мало ли, может, пойдет речь о заключении союзного договора, как же без Белого — Вахо щелкнул пальцами своему телохранителю...
— И что? — не удержался Валера.
— И началось самое интересное. Сначала просто поговорили, Слон с Вахо молодость бандитскую вспомнили, поздравили друг дружку с тем, что выбились в число крупнейших московских авторитетов. Потом приехали Белый и
Трое офицеров Вахо. Подумали, прикинули так и эдак, решили, что имеет смысл сотрудничать. Заключили союзный договор — второй за три дня, — все честь по чести. А потом раздался звонок в дверь, явилась толпа грузин, и все, кроме отца, Вахо и жены Слона, заработали жесточайшую головную боль.
Издав неопределенное восклицание, Валера скосил глаза на Сашу. Тот сидел со странно-страдальческой миной.
— То есть... Наехали на вас, что ли?
Не выдержав, Саша расхохотался:
— Да нет, не ту головную боль — настоящую! От которой цитрамон помогает или стакан водки, а не автомат Калашникова! Они с собой приволокли литров пятьдесят на-стоящего грузинского вина. Представляешь?!
Нуда, это Валера хорошо себе представлял. Как-то еще до армии он был на грузинской свадьбе и знал, что такое застолье по-кавказски. Русскому человеку, особенно непьющему, такое выдержать трудно. Давясь от смеха, Саша рассказывал:
— Я смотрю, у Мишки глаза круглыми становятся, он с такой надеждой у меня спрашивает: «Саш, мы ведь непьющие, да? У нас «сухой закон», правда?» Хромой побледнел и шепотом говорит: «Нам столько не выпить...» У отца лицо вытянулось — наверное, он представил себе, что будет, если мы перепьемся. Слон ржет: «На меня завтра соседи участковому жаловаться будут — за гулянку и шум до утра». Мишка тут же отправил телохранителя Белого к себе домой за гитарой. Надеялся, глупенький, что это будет повод сачковать. Лсрочка моментально сообразила закуску — стол аж ломился, и откуда что взялось! И поехали. Вахо отца уговорил выпить — за мужскую дружбу, как лидер с лидером, сюда же меня за уши притянули — а как же, я ведь тоже в лидеры записался. Отец один фужер выпил — и все. Я тоже решил, что больше пить не буду, и сду-ру ляпнул, что трезвенник! Ну и достукался, что со мной хотели выпить вообще все присутствовавшие грузины. Им во мне нравилось решительно все — и то, что я похож на кавказца, и то, что я дурил чеченцев — у них вражда, оказывается. По-моему, даже моя репутация приводила их в восхищение. Потом отец жару поддал, сообщив о моих
Царственных предках. Ну кто ж откажется выпить с принцем? После пятого фужера я понял, что терять мне уже нечего. Мишка схватился за гитару, а грузины — народ музы-кальный, и они пришли в такой восторг, что, едва он отпелся, его быстренько довели до моей кондиции. А Хро - .мой! — воскликнул Саша. — Слушай, я его всегда терпеть не мог за его зоновские замашки, но за последние дни я увидел в нем человека. На той пьянке не было авторитетов, вернее, ими были все, поэтому Хромой забыл о своей солидности.