В тот же вечер Соколов и ВДВ отправились навестить бедного больного в санатории. Заместитель, увидев двух здоровенных агрессивно настроенных молодчиков, перепугался так, что с ним едва не случился всамделишный сердечный приступ. Координаты литовских партнеров выдал без промедления, а вот насчет суммы, вырученной за груз, явно соврал. По его словам выходило, что они с Журавельниковым за товар стоимостью свыше трех миллионов «деревянных» собирались положить себе в карман по пять тысяч — копейки. Маловероятно.
Ночью Матвеев созвонился с Маронко и попросил его выяснить у литовцев, сколько им пришлось выложить за свой заказ, — связываться с ними напрямую он не стал, резонно решив, что вряд ли они будут откровенны с человеком, о котором никогда не слышали. Зато уж Ученого они наверняка знают. Ответ пришел утром; оказалось, что Журавельников увеличил стоимость лекарств почти на сто процентов. Неплохо накрутил, ничего не скажешь. Валера больше не удивлялся внезапному вероломству сверхчестното Журавельникова: надо быть невероятно стойким человеком, чтобы удержаться от искушения завладеть такой суммой целиком. Мало того, Валера был уверен, что в этой игре помощник Журавельникова при любом раскладе остался бы с носом.
Теперь необходимо придумать способ нежно и без шума вытрясти эти деньги из Журавельникова. И такой способ придумал Глеб, притащив вечером тридцатого декабря наряд Деда Мороза. Оказалось, что он совершенно случайно выяснил интересную деталь: Алевтина заказала праздник для дочки в местной службе быта. Визит самого что ни на есть настоящего Деда Мороза должен был состояться первого января в полдень. Глеб представился дальним родственником Алевтины, сказал, что мечтает преподнести ей сюрприз в виде своего внезапного появления в облике Деда Мороза, а чтобы ему поверили, сделал кому следует новогодний подарок в виде крупных денежных купюр. Разумеется, он получил напрокат маскарадный костюм вместе с заверениями, что к Журавельниковым никто не сунется. И что они обойдутся без уведомления Алевтины о замене актера.
Так и получилось, что с самого утра тридцать первого декабря буйной бригаде Цезаря было абсолютно нечего делать. Тогда они занялись репетицией. Всплыла любопытная деталь: костюм Деда Мороза рослым Александру или Михаилу был короток, а плечистым Валере или ВДВ вдобавок и тесен. Поэтому за честь первым войти в крепость врага боролись Глеб с Чикарсвым. Саша после недолгого раздумья предпочтение неунывающему оптимисту Чикарсву. Во-первых, Толик был очень веселым человеком, что являлось несомненным плюсом при общении с маленьким ребенком, а во-вторых, Алевтина могла признать в Глебе-Морозе алкаша, пристававшего к ней двумя днями раньше, и поднять переполох прежде времени.
Весь день они провели самым увлекательным образом. Толик напялил бороду — чтоб всем стало понятно, кто он такой, — остальные были четырехлетними детьми. Трудно сказать, насколько верно изобретенное женщинами утверждение, будто мужчины — это большие дети, но в одном Валера был уверен: только мужчины могут с таким знанием дела и так увлеченно, а самое главное — так естественно играть в маленьких детей. Они приставали к Толику, задавали ему дурацкие вопросы, требовали сказочку, подарок и хоровод вокруг елки; они помирали со смеху, Толик тоже ржал, а Саша с серьезной физиономией призывал всех к порядку, и потеха продолжалась до тех пор, пока у Толика мозги раком не встали — то есть до вечера...
...Шли последние минуты 1990 года. За круглым сто
Лом, вытащенным на середину большой комнаты, восседало шестеро молодых мужчин. Стол был накрыт так, как положено для встречи Нового года, в одном углу работал ста-ренький черно-белый телевизор, на который никто не обращал внимания, в другом на стуле сложено одеяние Деда Мороза — ярко-красный тулуп, шапка, ватная борода, валенки стояли рядом. Мешок с «подарками» они засунули под стул. Маленький маскарад — прекрасный старт в Новом году.
Но вот часы пробили двенадцать раз. Захлопали пробки от бутылок с шампанским, искристый напиток засверкал в фужерах. С экрана телевизора Михаил Сергеевич торжественно поздравил весь советский народ с наступлением нового, 1991 года, первого в последнем десятилетии двадцатого века. А в тесной воронежской квартирке примерно такую же речь, только с заметным ироническим оттенком, произнес Соколов, по иронии судьбы тоже Михаил Сергеевич. Матвеев, хотя и был лидером, уступил привилегию поздравить свой «народ» Соколову — речи у него выходили эффектнее.