Ника пришла в восторг — какое благородство! Ну, точно принц, никаких сомнений. Валера еще довез обеих до дома — они снимали квартиру на двоих, — записал их телефон и договорился о следующей встрече. Отъехал с километр, приткнулся к обочине.
— Адрес мы так и не узнали, — подытожил Чех.
Валера пожал плечами, извлек записную книжку. На
Какую букву может быть записан требуемый телефон? С, наверное. И точно — черной ручкой в красной рамке, ниже торопливой рукой приписан адрес. Валера аж крякнул от удовольствия.
— Узнали, — торжествующе объявил он. — Я у Лены под шумок записнушку позаимствовал. Ну, что? Поедем?
— А Сашка?
— Это лишняя потеря времени. Лучше поедем, пока камешки опять не уплыли.
— Как знаешь. Мне все равно.
Через двадцать минут они были на «Филевском парке». Сарычевы проживали недалеко от известной всему молодняку Москвы «Горбушки», где Валера в свое время был частым гостем. Въехали во двор, поставили машину в скверик.
— Какой план? — спросил Чех.
— Обыкновенный. Обрезаем телефонные провода, ты звонишь в дверь и на все вопросы пидористическим голосом отвечаешь: «Почта. Срочная телеграмма». Все учредители фирмы родом из Ставрополья, наверняка там родня осталась. Сочинишь какой-нибудь текст. А я со стволом посижу на корточках под глазком. Войдем и возьмем.
— Лады. Мне нравится.
В лифте Чех прокашливался, учился пищать невинным голосом. Ножом, с которым Валера не расставался, перерезали телефонный провод; Яковлев с «кольтом» на изготовку присел под глазком, прижавшись к двери. Самым сложным было не рассмеяться, когда Чех строил умоляющие рожи в глазок и размахивал листком бумаги. Сарычев не понимал, какая может быть телеграмма в два часа ночи. Чех плаксиво твердил: «Да срочная она... Я-то при чем? Мне сказали доставить, я и доставил...»
В конце концов Сарычев открыл дверь; Валера вкатился, направив пистолет в лицо хозяину квартиры... Сарычев, похоже, не испугался, только удивился. Он стоял в холле, машинально почесывая грудь, в одних семейных трусах и шлепанцах. Всклокоченный, заспанный, обрюзгший, он явно соображал — это кошмарный сон или всамделишное ограбление? На шум из спальни выскочила его жена, спросонок растерявшая все величие почтенной матроны. Теле
Са, весьма откровенно просвечивавшие сквозь ночную рубашку, на плечи накинут легкомысленный розовый хата - тик, волосы растрепаны, без макияжа ее лицо было блеклым и вялым, опухшие ноги вдеты в тапочки. Разглядев пистолет, направленный в лицо мужу, она взвизгнула дурным голосом; Сарычев вздрогнул, неуверенно оглянулся на жену.
— Не кричи, Маша, не надо, не кричи, — монотонно повторял он. Его голос был таким же бесцветным, как ее лицо.
— Совершенно верно, — сказал Чех, входя в квартиру и запирая за собой дверь. — Кричать не надо. Все можно сказать спокойно.
— Вы кто? — не унималась Сарычсва. — Ты, я узнала тебя! Ты следил за мной! Что тебе нужно?
Валера поморщился, посмотрел на хозяина.
— В квартире сеть кто-нибудь еще?
— Да. Моя племянница. В дальней комнате.
— Давайте договоримся: пока вы выполняете наши требования, мы вас не трогаем. Ведите себя спокойно.
— Мне главное, чтобы женщины не пострадали. Это единственная моя просьба, — сказал Сарычев.
— Скажите вашей жене: пусть она зайдет в комнату вашей племянницы. В окно звать на помощь не стоит — это неблагоразумно.
— Маша, делай так, как он говорит. Не волнуйся, я договорюсь с ними.
Ватера проследил глазами, как она ушла, кивнул Чеху:
— Запри их снаружи.
Чех без долгих размышлений отвинтил ножку у табуретки и вбил ее между ручкой двери и косяком.
— Где будем разговаривать? — спросил Валера.
— Да где хотите... На кухне?
Они уселись в кухне; Валера положил «кольт» на колени, чем успокоил Сарычсва.