Болото. Гиблое, топкое болото. Их надо было только загнать туда, а все остальное трясина сделала бы сама. Что особенно прельщало Цезаря — смерть от воды считается безболезненной, но далеко не мгновенной. Человек живет под водой несколько минут, уже выпустив весь воздух, когда в легкие попала вода. А болото — штука хитрая, жертвам даже руки не надо связывать, оно и так не выпустит их. Пусть побарахтаются, попаникуют — от этого ничего не изменится.
Ну, а найти нужную вещь очень легко, если знаешь, что искать. Валерка припомнил, что километрах в пятнадцати отдачи его родителей было какое-то болотце. Волоколамское шоссе, почти на границе Московской области; съездили, посмотрели, признали годным. Соколов в десять секунд придумал название и все необходимые характеристики на-селенному пункту, куда надлежало выселить Рамовых, за ночь нарисовал купчую на дом на главной улице... Хорошо нарисовал, если не знать, что фальшак, то и не отличишь без приборов. Мишка к подделке документов относился, как художник, — что ни работа, то произведение искусства.
ВДВ вызвался быть проводником. Саша не собирался растягивать казнь на целый день, но его ребята возмутились: как это так, они же тоже имеют право помучить Рамовых. Ведь оба брата вне закона, соответственно, принадлежали всей команде. Они хотели поохотиться на людей. Погонять их вволю по лесу, попугать. Убить — право Цеза
Ря, но никто не мог запретить его людям побаловаться. Обложить их со всех сторон, поиметь первым попавшимся под руку сучком, заставить сесть голой задницей на мура-вейник или залезть в осиное гнездо — Саша не прислушивался ко всем их фантазиям. Он прекрасно знал, что они сумеют максимально разнообразить меню своих развлечений, не сломав кайфа лидеру. И, наигравшись, они должны были пригнать Рамовых на мостки над трясиной. Где их с утра ждал Цезарь...
Небо все быстрее затягивалось низкими свинцовыми тучами. Сразу потемнело, похолодало, налетел резкий пронизывающий ветер. На доски упали первые тяжелые капли дождя. Саша выругался сквозь зубы, еще раз оценивающе взглянул на тучи: непохоже, чтобы ливень был кратковременным. Скорее всего до ночи, если не до утра, зарядит. Он поежился, сплюнул; так и знал, что парни до дождя дотянут. Мокни теперь... М-да, неприятно. Но не уходить же из-за этого!
...Дождевые капли мерно стучали по листьям деревьев. Андрей, скривившись, посмотрел на небо, затем толкнул локтем Яковлева:
— Цезарь нас самих утопит. Он же сказал, чтобы мы до дождя успели.
— А мы здесь при чем? Это не мы игрушки затянули, это дождь раньше времени начался. Вообще, что это за ориентир — дождь? Кто его знает, когда он точно начнется? Может, его вообще не будет. — Яковлев помолчал, потом с хищным оскалом вытащил из-за пояса сложенный пастуший бич. — Ладно, погнали их.
Рамовы мало походили на людей. Одежда превратилась в лохмотья, с головы до ног они были покрыты ссадинами, дыхание стало тяжелым, как у загнанной лошади. Они больше не прятались, не дергались, когда в землю у ног впивались пули. Им было все равно — пусть застрелят. Молча стояли они под деревом, глядя на окруживших их преследователей. Ждали смерти, но она не входила в планы охотников.
Они устали бояться. Всему на свете есть предел. Они знали, что их завели в засаду, знали, что не доживут до полуночи, но бесконечное бегство от неутомимых беспощадных палачей притупило даже панический страх смерти. У них не было смелости и сил поднять голову и посмотреть в лицо медленно подходившим молодым жестоким парням. Младший Рамов отвернулся, по-женски закрыв лицо ладонями. Старший не мог терпеливо дожидаться.
— Волки... — еле выговорили его запекшиеся губы. Голос сорвался в яростном вопле: — Ну, кончайте, волки? X... ли ждете?!
Охотники остались равнодушны к бессильной злобе приговоренных самосудом. Один, с пронзительно-ледяными глазами, отвел назад руку, будто замахиваясь, чтобы бросить камень подальше — чуть присев и отклонившись назад, опустив кисть руки почти до земли.