Осторожный Мишка посоветовал подставить какого-нибудь лоха в качестве липового исполнителя. Загоревшись этой идеей, Саша сочинил целую пьесу. Требовалось найти человечка, осужденного именно Муравичем, недовольного приговором, отбывшего срок и мечтавшего слегка потрепать нервы непреклонному судье. Трудностей с этим не ожидалось: кредо судьи — «Я не имею права жалеть преступника, ибо так я дополнительно наказываю потерпевшего» — было известно многим, так что недовольных хватало. Такой человек в течение нескольких дней названивал бы судье, угрожал — разумеется, представившись, — за что ему была бы обещана приличная мзда. А в день гибели судьи Мишка брался ликвидировать не только свидетеля, но и его труп. Убийство автоматически спишут на счет «мстителя», найти которого окажется невозможным.
Маронко план одобрил; координаты «мстителя» дал на следующий же день, облегчив задачу своим воспитанникам. Сорокалетний тщедушный мужичонка, получил один-надцать лет за изнасилование, в тюрьме его опустили, и он жаждал подложить судье свинью. Естественно, он и не чуял, что своими звонками предваряет реальное убийство.
В понедельник Саша не явился в институт. Их с Мишкой алиби Маронко брал на себя, так что об этом можно было не думать. В три часа дня — судья уезжал около семи вечера, так что запас времени имелся — Саша сошел с электрички на пустой перрон. Очки, шляпа, длинные волосы собраны в косичку и упрятаны за воротник неуклюжего поношенного плаща, прекрасно скрывавшего униформу — кожаные черные куртку и штаны. Он долго соображал, как избавиться от самой особой своей приметы — оттопыренных ушей — и в конце концов просто приклеил их к черепу пластырем. Получился самый что ни на есть непримечательный вид.
До места осталось сто метров — долой маскарадный костюм. Свернул все в тючок, щелкнул зажигалкой. Сверху накрапывал мелкий дождик, но он не мешал одежде гореть. Черной тенью Саша скользнул вдоль заборов, вглядываясь в окна соседних дач — все пустуют. Прекрасно. Рука в перчатке плотно обхватила рукоятку «Макарова». Он был левшой, но в этом случае ему придется стрелять с правой руки или с двух — чтобы баллистическая экспертиза не показала особую примету убийцы. И еще несколько минут он стоял, пытаясь успокоиться. Шутка ли — первое убийство, он впервые должен убить человека, такого же, как и он сам.
Собравшись с духом, он в последний раз оглянулся — улочка была пустынна, как в первый день сотворения мира, признаков жизни в окрестных домах не наблюдалось, — перепрыгнул через относительно невысокий забор. Собака выбралась из будки; избавиться от нее необходимо — при всем ее добродушии она бросилась бы защищать хозяина. С колена, с двух рук Саша выстрелил первый раз. Аида дернулась, жалобно взвизгнула и упала, царапая землю лапами.
От звучного грохота заложило уши. На веранду выскочил судья с ружьем и оцепенел: он не ожидал, что стреляли так близко, думал, что где-то на соседних дачах. Узнав Мат-веева, он ахнул:
— Что тебе нужно? Зачем застрелил собаку? Живую мишень нашел?
Саша растерялся — он не так рисовал себе эту сцену. Думал, что ему придется идти в дом, и не предполагал, что судья успеет схватить ружье. Едва шевеля мгновенно пере-сохшими губами, он ляпнул первое, что пришло в голову:
— Мне нужна шкура.
Кровь бросилась в лицо взбешенному Муравичу. Сойдя с крыльца, он закричал, судя по всему, абсолютно не испытывая страха:
— Вон! Вон отсюда, подонок! Тварь, живодер недобитый...
Саша молчал; оказалось, что выстрелить в человека, который смотрит тебе в глаза, разговаривает с тобой, невероятно трудно. Секунды шли, он не двигался, тщетно пытаясь заставить себя думать о чем-то постороннем.
Судья бестрепетно подходил к нему, опираясь на ружье, как на палку. Невероятным усилием воли переломив себя, Саша выбросил вперед руку с пистолетом... Пуля пробила плечо — промах, — Муравич уронил ружье, попятился, глядя расширенными глазами в лицо убийце, от шока он не испытывал боли:
— Из-за собачьей шкуры убить человека?! — воскликнул он.
И тут Саша неожиданно улыбнулся. Страшно, зловеще, аж у самого в груди похолодело. На какой-то момент ему показалось, что у него остановилось сердце. Но разом унялась дрожь в руках и коленях.