Ресно, все женщины такие или одна Евгения держит мужиков за постельных марионеток? Хорошенько подумав, Саша пришел к тому же выводу, что и Мишка: вставать в позу оскорбленного достоинства нельзя, это вызовет только обидный смех окружающих. Игру необходимо продолжить хотя бы для того, чтобы в будущем иметь возможность проучить Евгению. И особого вреда от этого ему тоже не будет — она действительно научит его всему, что мужчина должен знать о женщине. Надо извлекать выгоду даже из поражения, на одной гордости далеко не уедешь. Правильно, сейчас он никто, ноль без палочки, но пройдет время, успокаивал себя Саша, и он займет свое место под солнцем. Тогда посмотрим, кто кем помыкать будет.
Еще раз критически осмотрел себя. И вовсе он не костлявый, это так только из-за высокого роста кажется. Сухой, жилистый, но не тощий, каким был полгода назад, — сказалось нормальное питание и занятия спортом. Шея больше не вызывала ассоциаций с синими отечественными курами по 2.65 за килограмм, кость крепкая. Мишка как-то на тренировке приложился ногой по грудине, так Саша показался себе объездчиком мустангов, а тренер долго изумлялся: как это так, ни одного ребра не сломано?
«Хватит любоваться собой», — одернул сам себя, щелкнув по носу свое отражение в зеркале, и пошел на кухню. Поел со здоровым аппетитом восемнадцатилетнего, еще растущего парня, занялся домашними делами. Хозяйственные обязанности они с Мишкой никогда не делили, домом занимался тот, у кого в данный момент было свободное время. Это все ерунда, что домашние дела — женское занятие. Саша был твердо убежден, что женщины только детей рожать умеют, а все остальное мужчины делают лучше. Вспоминая свои детские годы, отмечал, что хозяйством в семье занимался именно он. И стирал, и убирался, и по магазинам ходил. Наташка в пятнадцать лет не знала, как яичницу пожарить, а он в одиннадцать сам обед готовил. Даже пироги печь научился. Да что кухня — он умел вышивать и носки вязать! Мать могла его с восьми лет на целый день дома с сестрой оставить — он за Наташкой смотрел лучше ее. И накормит, и погуляет, позже встречал из школы и уроки проверял. Со всей ответственностью старшего брата.
Мишка не умел печь пироги и вязать носки, зато он классно варил настоящий украинский борщ и порядок поддерживал прямо-таки безукоризненный. Так что они на отсутствие ухода не жаловались — сами со всем справлялись.
Забросив грязное белье в стиральную машину, Саша вернулся на кухню, провел ревизию продуктовых запасов. Что бы этакое на ужин сообразить, и вкусное, и не требующее усилий? Давненько они ничего рыбного не ели. Занимаясь разделкой рыбы, принялся переваривать информацию, которой его загрузила Евгения.
У него и раньше имелись определенные подозрения и по поводу личности Маронко, и по поводу его занятий. Слишком много непонятного было в его поведении, и, самое главное, — чувствовалось, что и сам Маронко, и люди, приближенные к нему, давно привыкли к завесе таинственности вокруг их деятельности. Зачастую приходилось доставлять под покровом ночи на склад кооператива подозрительные грузы, а некоторые поручения не то что наводили на размышления — прямо указывали на один - единственный вывод.
Теперь выяснилось, что Маронко убивал. Нельзя сказать, чтобы Сашу шокировал этот факт — он на его месте поступил бы аналогично, в этом он не сомневался, — но судимость шефа говорила в пользу Сашиных выводов. И с милицией у него отношения были только на первый взгляд чудесные — ментов тот ненавидел. Да и где он, спрашивается, взял столько денег, чтобы одним махом поднять два кооператива? Наблюдалась еще одна необычная деталь: до перестройки в «совке» мало кто знал, как переводится с английского слово «рэкет», а с появлением первых кооперативов это занятие стало пользоваться большой популярностью у отечественных бандитов. Саша не один раз слышал леденящие кровь рассказы о налетах рэкетиров, но никто никогда не пытался вымогать деньги у Маронко, хотя его не охранял взвод милиции. Вывод напрашивался сам собой: он сам бандит, поэтому к нему и не лезут.
Вернулся с работы Мишка, привез по два блока сигарет, себе и Саше. Это было кстати, сигареты кончались. В этом отношении они просто заелись: Мишка курил исключи
Тельно «Ротманс», Саша отдавал предпочтение «Кенту», а про советские и забыли.
Мишка курил, ради развлечения выпуская дым причудливыми кольцами; Саша, продолжая возню у плиты, спросил:
— Как день прошел?
Без проблем. Работы мало, твое отсутствие никого не напрягало. Я сам целый день в шахматы с отцом играл от безделья. А кстати, — Мишка оживился, — Евгения отцу звонила.
— И что?
— Ну, сам понимаешь, всех подробностей я не знаю, но общий смысл со слов отца уловил. Она съехидничала по поводу того, что ей все-таки удалось добиться своего. Ты был чем-то вроде предмета спора — кто сильнее, тому и достанешься. Отец сказал, что она дура — разумеется, не ей, уже после разговора. А я продвинул версию, что ты решил начать свои любовные подвиги именно с нее и даже удивлен, как быстро она сдалась. Отец смеялся до слез.
— Послушай, Миш, я хотел спросить... — Саша на секунду замялся. — Отец на самом деле сидел?
Помедлив, тот ответил:
— Ага. Двенадцать лет на лесоповале. Я только удивляюсь — как он выжил? Тебе Евгения рассказала?
Саша кивнул. Мишка насмешливо прищурился:
— И каково твое впечатление от этой новости?
— Я предполагал нечто подобное. По-человечески я его понимаю, я бы тоже не простил. Жаль еще, что только один из троих погиб.
После непродолжительной паузы Мишка сказал:
— Один подох сразу, двое других — через двенадцать лет. И до сих пор никто не может с уверенностью сказать, чьих же рук это дело.
— А отец?
— Думаю, что может. У него самого алиби, причем подтвержденное весьма значительными людьми. Но это давно было, сейчас уже все подробности забылись.
Саша уселся за стол.
— А сейчас? Черт побери, у меня глаза и уши не на заднице растут, я тоже кое-что вижу и слышу. Миш, на кого мы работаем?
Мишка походил по кухне, выглянул в распахнутое по случаю запоздалой августовской жары окно, равнодушно спросил:
— Тебе Евгения не все, что ли, рассказала?
— Она мне вообще ничего такого не говорила.
— Понятно, боится, за длинный язык можно поплатиться головой.
— Поэтому ты тоже прикинешься лохом и ничего не скажешь.
Мишка уселся на подоконник, еще раз выглянул в окно, весело сказал:
— Во-первых, я и есть лох. Все, что мне известно, — это сплетни и слухи. Во-вторых, ты ошибся. Как раз я и расскажу тебе, на кого мы с тобой — вполне легально и не имея отношения ни к чему противозаконному — работаем. И сделаю это я исключительно для того, чтобы ты своим любопытным носом не влез по незнанию туда, где нам с тобой не место. Ну и, конечно, чтобы твое мнение было основано не только на словах Евгении. Ты что-нибудь слышал об организованной преступности?
— Так, краем уха.
— Ну, хоть об итальянской мафии имеешь представление?
— «Крестного отца» читал, — обиделся Саша. — И «Спру - га» смотрел.
— Будем надеяться, что тебе этого хватит, чтобы уловить мою мысль. Так вот, несколько лет назад в Союзе была предпринята попытка создания аналогичной структуры. На мафию она похожа не была — в «совке» не те условия, но и бандой не стала. Сейчас, когда у нас появился частный бизнес, когда наконец появилась возможность «отмывать» деньги, Организация приблизилась к изначально задуманному виду. А года через три это будет самая настоящая мафия, почище сицилийской, — гордо пообещал Мишка с таким видом, будто надеялся занять в ней главное место. — А пока что нас называют беляевской группировкой.