И тогда некий Фавоний, друг Катона, предложил выдвинуть против Цезаря обвинение в подкупе избирателей.
Для этого в их распоряжении было три закона:
закон Авфидия, согласно которому соискатель, изобличенный в подкупе избирателей, обязан был пожизненно выплачивать каждый год по три тысячи сестерциев каждой трибе;
закон Цицерона, который к этому штрафу в три тысячи сестерциев, умноженному на число всех триб Рима, добавлял десять лет ссылки;
и, наконец, закон Кальпурния, который подвергал наказанию и тех, кто позволил себя подкупить.
Но Катон выступил против этого предложения.
— Обвинять своего соперника, — заявил он, — это значит признать свое поражение.
Вопрос «Что делать?» снова встал перед собравшимися.
— Клянусь Юпитером! — воскликнул Цицерон. — Нужно делать то же, что делает он! Если это средство годится для него, давайте используем его против него!
— А что скажет Катон? — раздались одновременно три или четыре голоса.
Катон подумал минуту и произнес:
— Сделаем то, что предложил Цицерон. Филипп Македонский говаривал, что нет такой неприступной крепости, ворота которой не открыл бы осел, груженный золотом. Цезарь и Лукцей покупают трибы; что ж, дадим бо́льшую цену, и они станут нашими.
— Но я не настолько богат, чтобы потратить пятнадцать или двадцать миллионов на выборы! — воскликнул Бибул. — Такое подходит Цезарю, у которого нет ни драхмы, но к услугам которого кошельки всех ростовщиков Рима.
— Да, это так, — сказал Катон, — но всем вместе нам удастся быть богаче его. И потом, если частных средств нам не хватит, мы позаимствуем деньги из государственной казны. Итак, давайте устроим складчину, и пусть каждый назначит посильный для него взнос.
Каждый назначил свой взнос.
Ни Плиний, ни Веллей не называют суммы, которую принес этот сбор пожертвований, но, по-видимому, она была достаточно значительной, ибо Лукцей потерпел на выборах неудачу, а Бибул был назначен консулом одновременно с Цезарем.
Едва придя к власти, Цезарь тотчас же взялся за земельный закон.
Каждый в свой черед брался за него, чтобы усилить свою популярность, и находил в нем свою погибель.
Расскажем покороче, что представлял собой земельный закон у римлян.
Вы увидите, что он ни в чем не походил на то, что мы себе рисуем.
XXIII
Античное военное право, особенно в первые века существования Рима, не оставляло побежденным никакой земельной собственности.
Завоеванная территория разделялась на три части:
одна часть отходила богам,
другая часть — Республике,
третья — завоевателям.
Эту последнюю часть распределяли между ветеранами, и на ней основывались колонии.
Часть, предназначенная богам, отдавалась храмам, и ею управляли жрецы.
Оставалась часть, предназначенная Республике, — ager publicus, общественный земельный фонд.
Судите сами, что должна была — после того как вся Италия, а после этого Греция, Сицилия, Испания, Африка и Азия оказались завоеваны, — судите сами, что должна была представлять собой эта часть, предназначенная Республике.
Повсюду это были огромные земельные владения, остававшиеся невозделанными.
Владения неприкосновенные, которые Республика не имела права продавать, а могла лишь сдавать внаем.
Каков был смысл закона, согласно которому эти земли сдавались внаем?
Его смысл был в том, чтобы создать небольшие усадьбы, на которых в поте лица трудились бы семьи землепашцев, снимая с богатой италийской земли по два-три урожая в год.
Короче, сделать то, что было сделано во Франции после дробления земельной собственности, дабы три или четыре арпана могли прокормить семью.
Но этого не получилось.
Как вы прекрасно понимаете, такое требовало от чиновников Республики чересчур много хлопот.
Да и разве есть возможность потребовать взятку за аренду двух или трех арпанов?
Так что землю сдавали внаем огромными наделами, размером от трехсот до четырехсот арпанов.
Сдавали ее на пять и десять лет.
Арендаторы, со своей стороны, заметили, что существует занятие, причиняющее меньше издержек, чем землепашество, а дохода приносящее куда больше, — пастбищное скотоводство.