Он значительно переработал его, либретто получилось насыщенным острыми драматическими сценами. Однако сочинение шло вяло, казалось, композитор уже несколько разочаровался в нем.
Он даже писал как‑то брату Анатолию Ильичу: «…сюжет… очень хорош, но как‑то мне не по душе».
Позже мы увидим, что Чайковского больше всего привлекала передача в музыке чувств людей простых, близких ему по переживанию. Здесь же многие персонажи были слишком театральны и напыщенны.
Может быть, поэтому и получился у него в «Опричнике» самым ярким образ Наташи — простой русской девушки, любящей и страдающей.
Писал он оперу немного больше двух лет, до апреля 1872 года.
Итак, опера была представлена в театр, и началась обычная бесконечная волокита. Чайковский переживал ее с волнением и беспокойством. Влиятельных знакомств в петербургском театральном мире у него нет никаких, сам он живет в Москве и не знает, увидит ли сцену его новое произведение. Поэтому он поручил заботы о своей опере Василию Васильевичу Бесселю, известному в Петербурге музыкальному деятелю и издателю, в свое время окончившему вместе с Чайковским консерваторию.
Бессель вспоминал: «Не имея никаких связей с дирекцией императорских театров в С. — Петербурге… Петр Ильич вложил в мои руки все дело постановки „Опричника”».
В начале мая Чайковский писал начальнику репертуара императорских театров П. С. Федорову — одному из реакционнейших членов дирекции: «Милостивый государь Павел Степанович! На сих днях через посредство музыкального торговца г. Бесселя к Вашему превосходительству будет доставлена полная партитура только что оконченной мною четырехактной оперы «Опричник».
Представляя мой труд на благоусмотрение Дирекции, я осмеливаюсь покорнейше просить Ваше превосходительство отнестись благосклонно к произведению, которое есть во всяком случае плод упорного и добросовестного труда. Ничем не заслужив до сих пор особенного внимания Вашего превосходительства, я возлагаю все мои надежды лишь на просвещенное сочувствие Ваше к русскому искусству, которое в лице моем имеет одного из преданнейших поборников».
Несмотря на хлопоты Бесселя и обращение к «просвещенному вниманию его превосходительства», волокита, которая всегда сопутствовала появлению на сцене театра русских опер, продолжалась.
В сентябре Петр Ильич снова писал Бесселю: «Пожалуйста, голубчик, похлопочи об „Опричнике”».
Может быть, действительно, Бессель энергично хлопотал о постановке оперы своего консерваторского товарища, но хлопоты эти были корыстными: Чайковский продал Бесселю оперу «Опричник» в полную собственность за 1000 рублей. Впоследствии за каждое представление издатель получал, как собственник оперы, около 200 рублей. Всего «Опричник» прошел в Петербурге четырнадцать раз, да еще раз десять в Москве, шла эта опера и в провинции, так что Бессель с лихвой вернул затраченные деньги.
Характерная деталь: когда уже после смерти Чайковского, в 1896 году, возник вопрос о возобновлении оперы в Мариинском театре, Бессель энергично воспротивился этому, не желая отдавать «Опричника» театру бесплатно.
Распри Бесселя с дирекцией императорских театров вызвали тогда много разговоров и статей в печати. В конце концов, чтобы внести ясность в этот вопрос, в октябре 1896 года в газете «Новое время» было помещено «Положение вопроса об авторском гонораре в дирекции императорских театров», причем в примечании было сказано, что статья эта напечатана «ввиду недоразумения относительно авторских прав, возникшего по поводу «Опричника» Чайковского между дирекцией театров и собственником этой оперы».
Тогда же, в 1872 году, Петр Ильич хлопотал только о том, чтобы увидеть свое произведение на сцене.
В конце декабря Чайковский наконец получил вызов в дирекцию для переговоров. Волнуясь и уже не веря ни во что хорошее, он едет в Петербург.
Предоставим слово ему самому.
«…Я на праздники совершенно неожиданно попал в Питер, — писал 9 января 1873 года Петр Ильич сестре, — куда меня вызвали для присутствия в комитете, решавшем судьбу моей оперы. Я так был убежден, что меня забракуют, и вследствие этого до того был расстроен, что даже не решился прямо отправиться к папаше, боясь его обеспокоить своим отчаянным видом. На другой день после злополучного комитета, стоившего мне многих терзаний и, однако же, окончившегося к моему полному удовольствию, я поехал к папаше и прожил у него около недели. (И. П. и Е. М. Чайковские жили в то время на углу Канонерской и Могилевской улиц, теперь Лермонтовский пр., в д. 7. — Л. К.). Не скажу, чтобы эти дни были проведены мною приятно, ибо я был разрываем на куски; что ни день, то музыкальные вечера и обеды, так что я даже с нетерпением ожидал возможности улизнуть от всех этих удовольствий».