— Мы хотим попросить аудиенции у великого герцога, — чуть склонил голову отец.
— У вас запись? — деловито уточнил дворецкий.
Мы растеряно переглянулись. Моя уверенность таяла на глазах.
— Нет, но…
— Сожалею, но великий герцог Феликс Септим принимает только по предварительной записи! — с притворным сочувствием сообщил дворецкий. — Мы можем записать вас на приём.
— Когда же? — нетерпеливо спросила я.
— Через полгода, — невозмутимо ответил дворецкий.
Я ахнула от удивления, а папа понуро вздохнул.
— Благодарим, — сказал он. — Через полгода будет уже поздно. Пойдём, дочь. Это было безнадёжной затеей с самого начала.
— Но подождите, — воспротивилась я. — Чем так занят герцог? Что-то я не вижу очереди из желающих получить аудиенцию!
Дворецкий картинно вздохнул, явно пытаясь намекнуть, что общаться с нами выше его достоинства, но что поделать — работа есть работа.
— Его Светлость пребывает в меланхолии и не желает принимать посетителей, — пояснил он. — Вас проводить до повозки?
— Сами справимся, — недовольно буркнула я и повернулась к папе. — С ума сойти! Отобрал у нас земли и словил хандру? Что о себе мнят эти герцоги? Думают, раз с драконьим хвостом родились, то им всё можно?
— Мы ничего не сможем сделать, Лидия. Поехали домой.
И что, мы зря сюда ехали? Зачем тогда я терпела бант под подбородком, натирающий шею? Нет уж, этот франт не мог просто отобрать у нас всё, а потом сидеть в депрессии в садочке! Эти вшивые герцоги могли делать со мной всё что угодно, а папу пусть не трогают!
— Он с нами поговорит, — грозно сказала я, придирчиво оглядывая высокий забор, выросший во все стороны, по ощущениям, до горизонта. Взгляд мой выцепил дерево, чьи ветви удачно свисали прямо в сад поместья. — Папа, постой на шухере.
— На чём? — удивился отец. — Лидия, в последнее время ты говоришь странные вещи. Я даже думаю…
— Папа, я быстро! Найду этого хлыща и скажу ему, что раз ему не нужны плантации, пусть отдаст нам. Или, может, он согласится на услугу или кредит. Если мы не попробуем, то у нас вообще не будет шансов, так что попробовать стоит!
Отец вздохнул, признавая поражение. Мы подошли к дереву, и я упросила его подсадить меня, а затем резво поползла вверх.
— И с каких это пор ты лазишь по деревьям, да ещё так ловко… — задумчиво пробормотал он, но я забралась слишком высоко, потому не ответила.
Ветка оказалась тоньше и выше, чем мне казалось, к тому же в узком платье с корсетом лазать по деревьям оказалось тем ещё фокусом. А я была уверена, что это просто, будто делала это не раз. Странно всё это, конечно.
Я ухватилась за ветку и осознала страшную вещь — край платья зацепился за сучок и не позволял мне переползти дальше. Я попыталась дёрнуть ногой, и ткань угрожающе затрещала, но не поддалась. Ну что за ерунда?
— Давай же, — прошипела я, дёргая ногой активнее.
Перестаралась. Раздался треск ниток, я потеряла равновесие и почувствовала, что лечу вниз. Я зажмурилась, ожидая удара — с трёхметровой высоты он должен был быть весьма чувствительным. Но вместо этого я ощутила, как меня легко подхватили чьи-то сильные руки. Недоверчиво приоткрыв веко, я столкнулась взглядом с глазами, отдающими всеми оттенками бирюзы и неба.
От неожиданности я замерла, потеряв дар речи. Легко впасть в такое состояние, когда думаешь, что сейчас столкнёшься с газоном, а вместо этого повисаешь в руках незнакомца, да ещё и с такими пронзительными глазами! Я впервые на себе ощутила, что в глазах правда можно утонуть. Только вот смотрел он на меня с безграничной усталостью, будто ловил летающих девиц в саду… примерно всегда.
Словно желая подтвердить эту мысль, незнакомец открыл рот и с вытягивающей душу тоской произнёс:
— Давно надо спилить эту ветку.
Я чувствовала напряжённые стальные мышцы, но не казалось, что ему тяжело меня держать, а, скорее, его напрягала сама необходимость соприкасаться со мной. Затем он поставил меня на ноги и, больше ничего не говоря, отошёл к беседке, где на столе было накрыто всё для одинокого чаепития. Я озадаченно разглядывала своего спасителя.
Он был совсем молод, с острыми тонкими чертами лица и серебристыми волосами, которые были уложены в безупречной манере, изображающей небрежность, но не оставляющей сомнении: на своём месте тут был каждый волосок. Золотая вышивка на тёмно-синем шёлке безупречно подчёркивала яркие глаза и бледную аристократичную кожу. Его внешность показалась бы мне идеальной, если бы не поджатые губы и полный безучастности взгляд.