— Я заключу с вами соглашение… Я не только повлияю на моего брата Т. В. <Суна> с тем, чтобы он, как вы хотите, ушел из уханьского правительства, но сделаю даже лучше. Он и я договоримся с шанхайскими банкирами, чтобы они выделили вам необходимые средства… Но взамен вы согласитесь жениться на моей сестре Мэйлин.
Чан, который и сам был готов оставить Дженни ради Мэйлин, согласился.
Оставалось только поговорить с Дженни. Как мы помним, Чан никогда не бросал своих женщин, не договорившись с ними миром. И жене, и официальной наложнице он выплачивал содержание. Точно так же он решил поступить и с Дженни, откровенно рассказав ей о своем соглашении с Айлин. Дженни, конечно, была убита горем, но он, по ее словам, заверил ее, что они расстанутся не навсегда:
— Освободи меня на пять лет, чтобы я мог, женившись на Мэйлин Сун, получить необходимую <финансовую> помощь и закончить <Северный> поход без помощи из Ханькоу! Это только политическая женитьба!
Он предложил ей поехать за его счет на учебу в Америку, поклявшись, что через пять лет, когда все утрясется, вернет ее и они будут жить счастливо до конца их дней.
Состоялся ли на самом деле такой разговор, мы не знаем, но то, что Дженни действительно в двадцатых числах марта 1927 года уехала из Наньчана в Шанхай, правда. Чан же отправил письма Мэйлин и Айлин, попросив их вместе с другими членами семьи Сунов немедленно покинуть Ухань и прибыть к нему. Он любил Мэйлин все больше. «Сегодня я все время скучал о младшей сестре Мэй (так Чан стал ее тогда называть. — А. П.)», — записал он в дневнике 21 марта.
Вместе с тем политическая обстановка вокруг Чана продолжала накаляться. Вскоре после его тайной встречи с Айлин, 10–17 марта в Ухани прошел 3-й пленум ЦИК Гоминьдана, который лишил Чана всех высших постов в партии, в том числе поста председателя Политсовета Центрального исполкома. Политсовет был вообще ликвидирован и вместо него вновь сформирован Политкомитет, в президиум которого были избраны семь человек, в том числе (заочно) Ван Цзинвэй, а также коммунист Тань Пиншань. Пленум также дезавуировал решение предыдущего пленарного заседания ЦИК о запрещении коммунистам заведовать отделами ЦИК Гоминьдана, постановив сформировать новый состав национального правительства, в котором два поста (министра труда и министра сельского хозяйства) были предложены коммунистам. Не желая идти на открытый конфликт, Чан, не присутствовавший на пленуме, объявил о поддержке этих решений. Но поляризация Гоминьдана усилилась.
Углублению раскола способствовал и новый подъем движения люмпенов и пауперов в провинциях, занятых армией Гоминьдана. «Насилие шло по… пятам <войск НРА>», — писал очевидец. Весной 1927 года это движение, по словам члена Центрального исполкома КПК Чжан Готао, достигло «стадии сумасшествия». Не менее экстремистски, чем люмпены и пауперы, вели себя и члены так называемых рабочих пикетов, действовавших в ряде городов. Заправлявшие там босяки нападали даже на родственников влиятельных гоминьдановцев и коммунистов! «Коммунисты становятся сильнее, — докладывал на Бюро ЦИК КПК вождь партии Чэнь Дусю, — и рабочее, и крестьянское движение развивается все больше и больше. Храмы конфискуются, сахар и мука конфискуются. Похоже, что торговля запрещена».
Стремясь опереться на это движение в своей борьбе с Чаном, Политбюро Центрального комитета большевистской партии уже 3 марта послало в ЦИК КПК директиву, которая, правда, пришла в Китай только через 19 дней. Политбюро потребовало «со всей энергией… вести курс на вытеснение правых гоминьдановцев, дискредитировать их политически и систематически снимать снизу с руководящих постов».
Сразу после 3-го пленума Бородин предложил левым уханьским вождям отдать секретный приказ генералу Чэн Цяню, командовавшему войсками НРА на правом берегу Янцзы, арестовать Чан Кайши при первой возможности. Помочь ему в этом должны были китайские коммунисты. Это была уже прямая конфронтация. Одновременно уханьские левые направили секретную директиву советским военным советникам во всех войсках НРА, находившихся на подступах к Шанхаю: «Идти на поражение», так как «поражение Северной экспедиции под Шанхаем рассматривалось как поражение Чан Кайши».
Однако 21 марта в Шанхае вспыхнуло народное восстание, закончившееся успехом. Маршал Сунь Чуаньфань был свергнут. Власти Международного сеттльмента на всякий случай наняли сотни китайских кули (разнорабочих) для рытья траншей по периметру концессии, протянули вокруг колючую проволоку и возвели блокпосты. На берег высадились 6 тысяч 750 американских и полторы тысячи японских матросов, чтобы при случае оказать помощь девятитысячному гарнизону сеттльмента. Но вечером 22 марта в уже освобожденные рабочими дружинами китайские районы Шанхая вошли части НРА, и, к счастью, никаких столкновений с иностранными войсками не произошло.