Возникла пауза.
И тогда я спросил: «Ваше преосвященство, а разве, чтобы писать такие тексты, не обязательно быть католиком?» Он мне отвечает: «Да нет, синьор Букалов, совсем не обязательно. В прошлом году вообще православный автор писал». Я удивился и спросил, кто именно. Подумал, может, академик Аверинцев, или кто-то еще подобный текст мог написать. А Марини объясняет: «Да тут никакого секрета нет. Патриарх Константинопольский Варфоломей писал».
Вот уровень! И я, выходит, туда же, в калашный ряд!..
Потом нам предложили тянуть жребий.
Единственное, что попросил Марини, чтобы двум женщинам, которые были с нами, отдали два «женских» эпизода: «На улицах Иерусалима» – девятое стояние, и «Положение во гроб» – двенадцатое.
Все стали тянуть жребий.
Я, конечно, вытащил второй эпизод – «Иуду»!..
– А ты не пытался засунуть жребий обратно? – позлорадствовал я.
– Не мог, на меня все пялились. Так что я остался со своим чудесным героем.
Нам дали две недели срока и указали объем – четырнадцать страниц текста по-итальянски, верлибром. Потребовали никому не говорить, в общем запугали.
Ну, должен признаться, я все же посоветовался с одним своим итальянским другом-богословом, чтобы он хотя бы по-итальянски проверил и не дал мне нагородить явных глупостей.
Потом нас по очереди вызывал Марини, ему уже дали наши набранные гранки, и он, как заправский редактор, карандашиком что-то отмечал и ластиком стирал.
А я, как ты знаешь, помешан на Пушкине, и у меня текст начинался с его «Подражания италийскому»: «Как с древа сорвался предатель-ученик…». Это стихи об Иуде, перифраз итальянского поэта Франческо Джанни.
И вот архиепископ Марини, сделав пару чисто редакторских уточнений, задает мне вопрос: «А как быть с Пушкиным?»
Я удивился, но Марини пояснил, что никто из моих коллег не процитировал своих поэтов. Я ответил, что, возможно, их поэты не писали на евангельские темы, а Пушкин писал. И предложил эти стихи не зачитывать вслух, а оставить их просто эпиграфом. Тем более, что Войтыла к этому времени уже сам тексты не читал, у него возникли проблемы с дикцией, а читал диктор ватиканского радио.
Марини обещал подумать.
И вот, в Страстную пятницу, в день скорбного пасхального шествия, приехал мотоциклист-нарочный и привез приглашение.
На нем было написано: «Места для авторов». Я добрался на метро к Колизею, показал приглашение, меня провели на Палатинский холм, напротив величественного Амфитеатра Флавиев.
И я видел, как привезли Кароля Войтылу, как его, бедного, вынимали из «папамобиля» и усаживали на трон.
Мы с товарищами ждали с интересом и нетерпением.
Наконец, крестный ход начался.
И когда дошли до второго стояния, эта огромная толпа с факелами услышала из репродукторов: «E’ caduto dall’albero il discepolo-traditore…» – «Как с древа сорвался предатель-ученик…»
Прочитав эпиграф, диктор торжественно провозгласил: «Alessandro Pushkin, poeta russo» – «Александр Пушкин, русский поэт».
И я был совершенно счастлив, услышав эту громогласную пропаганду творчества нашего великого соотечественника.
Потом нас, авторов, подвели к папе Иоанну Павлу II, и он нас всех поблагодарил.
– А гонорар дали в конверте или чеком? – спросил я о главном.
– За что гонорар? – изумился Алексей.
– За четырнадцать страниц убористого текста, – быстро ответил я. – И Россия тоже должна была дать. За пиар Пушкина.
– Есть вещи значимей гонорара, – высокопарно произнес Букалов. – Дело в том, дорогой Матвей, что поскольку они в Ватикане «бедны как церковные крысы», гонорар мне, конечно, не заплатили. Но зато включили в «папский пул». А для журналиста это поважнее будет.
И вот с 2001 года я имею честь летать на папском самолете, находясь в салоне для прессы. Когда выбрали нового папу, я думал, что меня из списка вычеркнут как славянина, но оставили, к моему удивлению.
– Да, но вернемся к проигранной бутылке по поводу того, кто будет новым папой, – нетерпеливо заерзал я. – Мне важно убедиться, что на этом свете кто-то еще проигрывает, кроме меня.
– Готов доставить удовольствие, – кивнул Букалов. – Проиграть в прогнозах нетрудно. Я почему-то решил, что иноземец на папском троне всем надоел. Но просчитался. И просчитался по одной причине: итальянцы, конечно, хороший народ, очень верующий, и много кардиналов и понтификов из своих рядов они выдвинули. Но, Римско-католическая церковь стала другой. Ей нужен вселенский пастырь, ибо насчитывает она 1 миллиард 450 миллионов католиков. А из этого числа итальянцев наберется не более 60 миллионов, включая новорожденных.