Во второй половине октября наш герой словно раздвоился: в его рапортах и докладах вышестоящим руководителям можно увидеть командира, который крайне измотан и находится на грани нервного срыва. Он регулярно преувеличивал силы противостоявшего противника, шантажировал командование вероятным окружением, разгромом или разложением вверенной ему дивизии, отходом с занятых позиций в тыл. Но, покинув штаб после очередного тревожного донесения, Чапаев вновь представал перед бойцами искусным, смелым и энергичным командиром, который доказывал свою исключительную способность находить единственно правильный выход из казавшейся безысходной ситуации. Его вид и манеры раз за разом заставляли поверить в успех и говорить воображаемому врагу: «Врешь, не возьмешь!». Он раз за разом появлялся в атакующих и отступающих цепях, укрепляя доблесть храбрых, поддерживая колеблющихся, принуждая слабых и карая струсивших.
Личную доблесть Чапаева, упорство и стойкость его полков и их боевые успехи признавали и его противники. Уральская армия не была однородной по своим боевым качествам. 10-й и 11-й уральские полки, сформированные из казаков старших возрастов, были хуже укомплектованы, у них было мало пулеметов. Не хватало и офицеров, поэтому бойцы тяжело переносили массированный пулеметный и артиллерийский обстрел. «Когда они ясно сознавали, что опасность грозит непосредственно их городу Уральску и всему войску, они, помолившись Богу, пошли на следующее утро в атаку на смерть. В других же случаях этого настроения не создавалось и они при первом же сопротивлении противника отступали», — писал Борис Киров.
Кроме того, на устойчивость казачьих полков часто влияли сведения об обстановке в их родных станицах недалеко от линии фронта. «Под Илеком шли тяжелые бои, и казаки наших полков — уроженцы илецких станиц — начали тайком покидать полки и Зауральной стороной направлялись к Илеку. Опять сказалось непонимание общей обстановки и решение защищать свои избы. Остановить это своеобразное дезертирство не было никакой возможности. В конце концов пришлось с ним примириться: выделить из всех сотен 1-го и 3-го учебных полков илецких казаков, сформировать из них сотню и отправить их на Илецкий фронт», — вспоминал Борис Киров.
26 октября Чапаев принял решение о прорыве из неприятельского кружения. Комиссар штаба дивизии Базанов сообщал: «Когда к нам пришли снаряды и артиллерия, мы начали наступление. Теперь в нашем тылу казаков мало… Дивизия была в бою три дня. Обоз был окружен сотнями казаков и был выручен лишь крупной разведкой. Наступали пехотой очень дисциплинированно».
Попытки представить тяжелое положение дивизии как результат невнимания и тем более заговора высшего командования против Чапаева вряд ли обоснованны. Повторим: сложное положение сохранялось на многих участках Восточного фронта. Тяжело приходилось не только Николаевской дивизии, но и прежней дивизии Чапаева — Самарской, а также Уральской и Симбирской Железной. Сергей Каменев приказал командующему 4-й армией перегруппировать силы, чтобы усилить уральское направление. 4-я армия располагала ограниченными силами и ресурсами. Кроме того, она была ослаблена антисоветским выступлением во 2-й бригаде Самарской дивизии, которое пришлось подавлять силами соседней 3-й бригады. Командование армии стремилось направить подкрепления 2-й Николаевской дивизии и облегчить ее положение. То, что эти усилия не увенчались успехом, а назначенные для подкреплений два полка прибыли в дивизию только в начале ноября, вовсе не означает злокозненного умысла лично Тихона Хвесина и его окружения против Чапаева. Не все действия штаба 4-й армии были отмечены печатью военного искусства, но главной причиной неудач была нехватка самого необходимого: надежных бойцов, искусных командиров, вооружения, боеприпасов, продуктов. Кроме того, не будем забывать, что описанные события происходили во второй половине октября. Дожди превратили грунтовые дороги в непроходимое месиво, в котором увязали солдаты, застревали орудия и обозные повозки, ломались автомобили.
28 октября Чапаев отправляет в штаб 4-й армии телеграмму без редакторской правки сотрудников штаба, и это послание характеризует внутреннее состояние нашего героя (орфография подлинника сохранена): «Прошу Вашего ходатайства перед народным комиссаром об увольнения меня занимаемо должности я больше невсилах бороца в такой обстановки десять суток окружен противником в десять раз превышая мой отряд и все же за эти десять сут мне не дают подкрепления за что я мог быть подвергнут самосуду голодными солдатами но я как честной революционер позорно умереть нехочу. Лучи чесно помереть отруки неприятеля и прошу обратить внимания на штаб четвертой армии которая неправильно ведет операции в виду чего я слагаю с себя уполномочия». Одновременно Чапаев сообщил командарму, что из-за отсутствия подкреплений он не может далее удерживать занятые позиции и 30 октября покинет фронт у станции Алтата, что могло повлечь разгром Уральской дивизии. Немного позднее штаб дивизии отправил за подписью Чапаева телеграмму, которая заканчивалась словами: «Держаться могу не более двух дней, после чего получится полный крах».