11-ю Уральскую дивизию на левом фланге 3-го Уральского корпуса приказано было двигать прямо на Бузулук; когда началась ростепель и было выяснено, что за дивизией не может идти ни артиллерия, ни обозы с патронами, было получено указание: идти хоть без артиллерии, чтобы не отстать от соседа справа, подходившего к Бугуруслану.
14 апреля мы еле-еле перешли р. Дему и остановились в с. Богородском, откуда красные только что ушли. Дальше двигаться было нельзя. Сообщение между частями, поддержание связи стало совершенно невозможным во время половодья. 11-я Уральская дивизия на несколько дней оторвалась. Приходилось ждать, когда спадет хоть немного вода, чтобы выправить расположение частей, подтянуть артиллерию, обозы и проч….
Половодье прервало на время возможность каких бы то ни было действий, по крайней мере на неделю; воды в оврагах было столько, что у нас были несчастные случаи с конными ординарцами — тонули с лошадьми. Нужно было ожидать стока воды.
Половодье прекратило на время не только действия и связь, оно прекратило и подвоз продовольствия. Занятый нами район был богатый, можно было некоторое время кормиться местными средствами; крестьяне встретили нас хорошо, но через несколько дней начались жалобы на самовольство частей, неправильную разверстку требуемого и т. д. Началось недовольство и сравнивание с красными: “тоже требовали”. Мы старались платить, но, конечно, расценка не всегда удовлетворяла крестьян.
Был еще один больной вопрос: одежда и обувь. Мы начали преследование в полушубках и валенках и очутились весной в половодье далеко от железной дороги без сапог и без шинелей. Да и запасов-то в корпусе не было, так как сапоги обещали давно, но не давали. Вид людей был угнетающий».
Когда в мае 1919 года Колчак решил посетить войска и укрепить их моральный дух, перед ним предстала тягостная картина: выводимые в тыл подразделения 12-й Уральской дивизии были разуты, часть — в верхней одежде на голое тело, большинство — без шинелей. Верховный правитель был крайне раздосадован. Солдаты и младшие офицеры теряли первоначальный наступательный порыв, веру в успех операции и своих военачальников. Бытовые неурядицы вместе с переутомлением от непрерывных боев создавали благоприятную почву для советских агитаторов, порождали брожение и волнения в войсковых частях, снижали боеспособность подразделений на передовой. Кроме того, отсутствие обмундирования, обуви и провианта порождало массовое самоснабжение белой армии за счет местного населения, реквизиции нередко переходили в грабежи. Настроение местного населения, которое встретило белых как освободителей от продразверстки, антирелигиозной политики и первых опытов коллективизации, быстро менялось на враждебное. А это, в свою очередь, резко ограничивало возможность белой армии восполнить боевые и санитарные потери за счет призыва местных жителей. «Полки тают, и их нечем пополнить. Приходится мобилизовывать население занимаемых местностей, действовать независимо от какого-то государственного плана», — сетовал генерал Анатолий Пепеляев. Нехватка пополнения и резервов, которые могли бы наращивать и закреплять успех мартовско-апрельского наступления, отражать контрудары Красной армии, стала одной из ключевых причин провала операции армий адмирала Колчака в Поволжье и на Урале.
Объективные причины слабости белой армии дополнялись субъективными факторами. Командующим Сибирской армией был назначен 28-летний бывший фельдшер австро-венгерской армии Радола Гайда, служивший в Чехословацком корпусе. Можно, наверное, называть его «белым Чапаевым» или, например, «белым Фрунзе». Он был близок к красным вождям по происхождению и возрасту, но волею судьбы оказался на посту, который никак не соответствовал его военному и оперативному кругозору и масштабу личности. Гайда оставался командиром «эшелонной войны» лета и осени 1918 года и не осознавал уровня своей ответственности. Он отказывался содействовать Западной армии ударом на Казань и радовался неудачам Ханжина, не понимая, что вскоре получит удар с прорванного правого фланга соседа.
Ханжин, в свою очередь, был хорошим артиллерийским начальником, но не понимал особенности маневренной войны с ее быстроменявшейся обстановкой. Кроме того, он нередко отдавал распоряжения, подрывавшие дисциплину и субординацию. В частности, в конце февраля 1919 года накануне наступления Ханжин недальновидно пообещал воткинцам и ижевцам распустить их части после освобождения Ижевско-Воткинского района от красных. Чтобы не допустить волнений в войсках, командиры рабочих полков и бригад вынуждены были уволить своих солдат в конце апреля. Сказанные не вовремя слова командующего армией дорого обошлись белым. Они лишились наиболее боеспособных и хорошо подготовленных соединений, солдаты которых отличались исключительной стойкостью и мужеством, а командование — способностью к искусным маневрам, не раз ставившим в тупик противостоявших им красных командиров. Не исключено, что отсутствие ижевцев и воткинцев на полях сражений с конца апреля до середины июня 1919 года стало фатальным для операций белых в мае — июне того же года и в целом — для всего Белого движения на востоке России. Недальновидность командующего Западной армией лишила историков удовольствия описывать и анализировать возможный при другом развитии событий поединок двух тактических гениев — Чапаева и начальника Ижевской бригады Викторина Молчанова.