Будущий летчик, Герой Советского Союза Александр Васильевич Беляков, служивший в 25-й дивизии артиллеристом, вспоминал:
«С наблюдательного пункта батареи хорошо просматривались цепи бойцов, наступавших на деревню. Но, прижатые к земле пулеметным огнем противника, они залегли и продвигались крайне медленно.
Но вот недалеко от нас показалась группа всадников. Среди них батарейцы узнали начдива.
— Чапаев! Впереди на иноходце, видишь?..
Чапаев буквально врос в коня. Одет он был просто — солдатский китель, туго перетянутый ремнем с портупеями, револьвер, шашка через плечо и плетка в правой опущенной руке, на шее бинокль. Комдив скакал быстро, а за ним — командир бригады Потапов, комиссар Фурманов и ординарец. Вскоре вся группа перешла в галоп. Мы выпустили несколько снарядов по деревне. Цепи бойцов поднялись и с криком “ура” бросились вслед за Чапаевым на врага. В бинокль было видно, как с противоположного конца деревни убегали белые. Таким и остался для меня в памяти на всю жизнь Василий Иванович Чапаев — бесстрашно летящим навстречу врагу…»
Тем не менее бои продолжались: взрывом бомбы был контужен Фрунзе, начальник политотдела Тронин получил ранение в грудь. Пулемет с неприятельского аэроплана обстрелял группу командиров и ранил Чапаева. Начдиву повезло: пуля была на излете и застряла в черепе, не пробив его. Повезло и всей дивизии: неизвестно как повернулся бы бой на правом берегу Белой, если бы Чапаев утратил способность появляться в критическом месте сражения и заряжать бойцов своей энергией и уверенностью в своей непобедимости.
Фельдшеры вытаскивали смертоносную частичку металла, начдив терпел, скрежеща зубами от боли. Вопреки всем медицинским правилам Чапаев сразу же после удаления пули отправился на передовую, зато заставил Фрунзе покинуть плацдарм и не рисковать собой. Многие издания по истории Гражданской войны обошла фотография, на которой Чапаев в фуражке поверх бинтов сидит рядом с комиссаром. Будь поточнее белый стрелок, Красная армия могла бы лишиться сразу двух видных военачальников.
Упорное сопротивление белых породило легенды об офицерских полках в черных мундирах и «каппелевцах». На Восточном фронте до лета 1919 года не было «цветных» дивизий по образцу Корниловской, Марковской, Дроздовской и Алексеевской. Присвоение имен Корнилова и Колчака дивизиям и полкам запоздало и мало повлияло на боевой дух солдат и офицеров. Офицерские подразделения у адмирала Колчака не превышали батальона. «Черные мундиры» контратаковавших, как пишут уфимские историки, могли появиться благодаря одному-единственному подразделению: в Уфимском корпусе была инструкторская школа, где учили унтер-офицеров и младших офицеров. Одна из ее рот состояла из бывших реалистов, которые продолжали носить свою старую форму. Сотня или полторы семнадцати-восемнадцатилетних мальчишек могла вся до одного погибнуть под очередями чапаевских пулеметов и породить легенду об офицерских полках.
Бой под Турбаслами был одним из самых ожесточенных в Уфимской операции весенне-летней кампании на Восточном фронте: периодически 217-й Пугачевский полк вел бой в окружении противника. Умелые действия командиров, их личное присутствие в цепях вновь сыграли роль в успехе 25-й дивизии: ее бригады заняли и удержали на правом берегу Белой плацдарм в восемь километров по фронту и 10–12 километров в глубину, что позволяло развернуть на нем новые силы и продолжать наступление на Уфу. Вернувшийся в штаб армии Фрунзе отмечал в приказе по армии: «За геройство и мужество, проявленные 8 июня 220-м полком, который стремительным ударом выбил противника из его позиций, я, лично убедившись в этом, находясь с частями 220-го полка в передовых цепях, выражаю 220-му полку благодарность, а также 217-му и 218-му полкам за их быструю переправу через реку Белую и продвижение вперед». Успех дался нелегко, сводки штаба дивизии и армии отражали значительные потери убитыми и ранеными.
В рапорте командующему Восточным фронтом Сергею Каменеву Фрунзе указал: «Четыре полка 25-й дивизии вчера, 8 июня, переброшены на правый берег реки Белая и заняли район Новые и Старые Турбаслы и Александровка. Переправа совершилась вполне благополучно, ибо противник был введен в заблуждение нашими демонстрациями и не имел в районе переправы достаточных сил. Но уже с утра 8, стянув силы, он обрушился на переправившиеся в первую очередь 220-й и 217-й полки и начал теснить нас… Утром пришло в Красный Яр донесение комполка 220-го о переходе противника в контрнаступление и с просьбой о поддержке. Съездив с комбригом-73 на место боя, я убедился, что противник действительно серьезен и стягивает крупные силы. Нами взяты пленные 14-го, 15-го и 16-го Уфимских полков, здесь же действует прибывший Сибирский казачий полк и где-то вблизи находится 8-я Камская дивизия. С 4 часов вечера противник начал усиленно бомбардировать Красный Яр с аэропланов, стремясь разрушить наши переправы и вообще нагнать панику. Положение считаю серьезным, имея главным образом в виду слабость перевозочных средств и невозможность поэтому своевременного подвоза всего необходимого… Прошу Вас немедленно приказать командарму 5-й немедленно двинуться на юг для удара во фланг противника, стремящегося опрокинуть 25-ю дивизию в реку… На всем участке от Тюкунева до Красного Яра противник имеет сильную артиллерию и оказывает самое упорное сопротивление… Прошу далее принять меры в отношении снабжения меня авиасмесью. Наши аппараты почти бездействуют, позволяя противнику безнаказанно ударять по самым чувствительным местам… Между прочим вчера ранен пулей с аэроплана начдив Чапаев, сдавший командование комбригу 73-й, а я слегка контужен бомбой».