Сын промолчал. А что ответишь? Ведь книга, о которой он намекнул, запретная.
Долго скрывал он ее ото всех. И теперь, если отец узнает, не помилует, за уши отдерет. Да и отца самого, чего доброго, за сына арестовать могут.
Попала книга к Илье случайно. Сгребал он как-то за селом сено. Вдруг видит — на дороге пылит телега. В ней усатый полицейский. Сворачивает он лошадь к крайней избе у околицы и останавливается. Илья бросает грабли и бегом к нему — узнать, какая нелегкая пригнала полицейского в село. Подбегает, а тот уже на ступеньках крыльца.
Собрался было Илья обратно повернуть. Но показалось, будто из окна в палисадник что-то бросили. Подошел поближе. И видит в кустах книгу.
Смекнул Илья: в избе-то кто живет? Приезжий рабочий Александр Орлов, высланный из Москвы за то, что большевик. Илья ранее видел его раза три. Лобастый парень, горбоносый и смуглолицый. Сказывали, дома он лишь изредка бывает. Все время в бегах, в людской круговерти, словно волчок. По-уличному его так и звали — Сашка-волчок.
Вспомнил Илья все это и сразу сообразил, почему Орлов свою книгу выкинул. Не захотел, видно, чтобы она на глаза полицейскому попалась.
Догадка оказалась верной. Полицейский действительно что-то искал в избе, все углы обшарил, — с улицы было видно. Даже на чердак забирался. Чуть с лестницы не плюхнулся.
Потом вывел Орлова из избы, толкнул в телегу и, не мешкая, погнал лошадей обратно в сторону города Николаевска.
А Илья тотчас же забрался в палисадник, поднял брошенную книгу и сунул за пазуху.
Целую неделю читал он ее на сеновале. Боялся, как бы не заметили родители. Хотя читать, писать они не умели, но мало ли что…
В книге многие слова были Илье непонятны. Но главный смысл он уяснил сразу же — книга против царя, в защиту угнетенных. Такую мог написать лишь смелый человек, бесстрашный революционер.
Илья аккуратно завернул книгу в тряпицу и запрятал глубоко-глубоко в темном углу сеновала.
Несколько дней не вынимал сверток. Ждал, когда Сашка-волчок вновь объявится в селе.
Но тот так и не возвратился из Николаевска. Слухи ходили, что его сослали на каторгу в Сибирь.
Орловскую книгу Илья берег долго. Прятал в подвале и на чердаке, под кроватью и в амбаре, в других затаенных местах. Доставал, перечитывал заново.
Подоспел срок Илье идти в армию. Покидая село, он прихватил с собой из дома две дорогих ему вещи — звонкострунную балалайку и бунтарскую книгу, вынутую из тайника.
Служить Топоркова направили в волжский город Покровск. В военно-учебной команде, куда Илья был зачислен, очень скоро сошелся с однополчанами. Помогла балалайка. После ужина собрались солдаты покурить во дворе казармы. Некурящий Илья сел на скамейку и от нечего делать стал играть на балалайке и петь.
Мимо проходил долговязый штабс-капитан Доброхотов. Остановился. Прислушался. Потом ближе подошел и говорит:
— У тебя, Топорков, явный музыкальный талант и голос красивый. Будешь в строю запевалой.
С той поры, когда рота по городу маршировала или с учений к себе в казарму возвращалась, Илья неизменно запевал какую-нибудь боевую, строевую песню. Солдаты хором подхватывали.
Но однажды средь ночи штабс-капитан Доброхотов решил проверить, как солдаты-караульные службу несут. Приходит в казарму и слышит — за дверью хор поет.
Среди других голосов выделяется звонкий топорковский голос.
Мелодия песни показалась штабс-капитану знакомой. Где-то уже слышал ее. А где — Доброхотов вспомнить не мог.
Вдруг из комнаты отчетливо донеслось:
Доброхотова осенило: да это же рабочая песня! Ее пели революционеры, когда он, штабс-капитан, с конным отрядом разгонял однажды на улице майскую демонстрацию!
Разъяренный Доброхотов влетел в комнату.
Песня разом смолкла.
Штабс-капитан кулаки сжал. Глаза злобой сверкнули. Гневно набросился на Топоркова:
— Кто дозволил… Как посмел… Да я тебя…
Солдаты-хористы перед Доброхотовым встали. Плечом к плечу. Загородили Топоркова от штабс-капитана, сказали сурово:
— Только троньте Илью Васильевича — несдобровать и вам!
Побледневший штабс-капитан к двери попятился. Только его и видели!
Конечно, после такого случая в солдатских душах тревога жила — а вдруг Доброхотов на Топоркова полковнику донесет? Тогда каюк ему. Арестуют.
Но вскоре до Покровска весть долетела: царь в Петрограде больше уже не царь — свергли!