- Удивительные грибы, в самом деле, но мне они что-то совсем не нравятся.
- Не нравятся - не ешь, - отозвался Свен.
Вскоре под ногами захлюпало, тропинка понемногу растворялась в мягком море мха. Однако Свен уверено вёл нас, теперь уже по носовому азимуту, да и мы с Клаусом всё отчётливее ощущали запах гари. Небо заволокло тоненькими серенькими тучами, мелкий дождик шуршал среди хвои. Впереди становилось всё светлее, и скоро мы вышли на опушку леса. Перед нами лежало широкое заболоченное поле, на другой его стороне виднелся покосившийся забор из рабицы, из-за которого неприятно знакомым обломком гнилого зуба торчал сгоревший дом.
- Ну вот, кажется, мы нашли, откуда пахнет, - удовлетворённо заметил Клаус. - Мы же не пойдём через это болото, чтобы понять, что именно там сгорело?
Я помотал головой. Я прекрасно понимал, что именно там сгорело, но говорить об этом никому не собирался. Незачем было плодить нездоровые сенсации, все прекрасно знают, что лесопилка Саида находится совсем в другой стороне.
- Пойдём обратно, - предложил Свен. - Солнце садится уже.
- Мы что же, не полюбуемся закатом? - Клаус обвёл рукой равномерно-серое небо, напоминавшее о близящемся заходе солнца лишь лёгкой сменой тона. - Вы совсем не романтики, друзья мои.
- Я понимаю, что тебе-то рассудок и жизнь не слишком дороги, ввиду отсутствия первого, - ответил я, - но я предпочту держаться подальше от торфяных болот, особенно ближе к ночи.
Клаус фыркнул, а потом пристально и очень серьёзно посмотрел на меня. Я приподнял бровь, обошёл Клауса и зашагал обратно по призрачной тропинке.
- Кажется, сейчас самое подходящее время для страшных историй, - Клаус отложил пустую миску и, поёрзав, устроился поудобнее, привалившись к стволу дерева. - Свен, ты знаешь страшные истории?
Свен неопределённо покачал головой, тщательно пережёвывая пищу. Клаус разочарованно поджал губы и повернулся ко мне:
- А ты, Полли? Ты, конечно, сам та ещё история, но, может быть, ты расскажешь что-нибудь?
- Клаус, видишь, я ещё ем? - ответил я. - В том, что ты, словно удав, проглотил всё в один момент, и теперь тебе скучно, виноват только ты сам. Развлекай себя самостоятельно, пожалуйста.
- Ну ладно, - не скрывая удовлетворения, сказал Клаус, - придётся мне рассказать вам историю. Но какую, какую историю мне вам рассказать?
Клаус с картинно-задумчивым видом уставился в костёр, рассчитывая, видимо, что мерцающие оранжевые отсветы придадут его лицу драматичности. Выдержав паузу, он сурово сжал губы, выпрямил спину и провозгласил:
- Решено! Я расскажу вам историю про крота.
Крот-малыш родился в конце мая, когда весенние грозы уже стали успокаиваться, а до настоящей летней жары и духоты было ещё далеко. Впрочем, жара и духота мало волнуют кротов. Крот-малыш и его братики, а также малышка-сестрёнка, дружно копошились в прохладном, сухом, тёмном гнезде, набираясь сил для нелёгкой кротовьей жизни. Время шло, кротики росли. Росла их нежная, мягкая шёрстка, к которой не пристаёт грязь. Росли их крепкие когти, которыми удобно копать подземные ходы. Росли их острые зубы, которыми взрослые кроты кусают жуков, червяков и даже зазевавшихся мышек-малюток.
Маленькие кротики своими острыми зубами кусали друг друга. Больше всего доставалось кроту-малышу, потому что он был самым маленьким в гнезде. Только малышка-сестрёнка не кусала его, она даже пыталась защитить его от задиристых братьев. А когда крот-малыш, искусанный, забивался в угол гнезда, малышка-сестрёнка подползала и прижималась к нему, тихонько попискивая, и крот-малыш засыпал, вдыхая нежный, грибной запах её шёрстки. Но братья становились всё больше и кусались всё больнее, и, наконец, крот-малыш понял, что пришло время уходить из гнезда. Принюхавшись, он выбрал ход, из которого, как ему показалось, сильнее всего пахло вкусными, сырыми червяками, немного помедлил и решительно пополз. Сестрёнка-малышка грустно смотрела ему вслед своими слепыми кротовьими глазками.
Крот-малыш немного прополз по прорытому кем-то ходу, но, когда ход повернул в сторону, решил, что пора взять свою судьбу в свои лапы. Он вонзил крепкие когти в стену, отбросил пригоршню земли назад - раз, другой, третий - и ввернул маленькое тельце в свой первый собственный ход. Поначалу рыть было трудно, но вскоре крот-малыш приноровился и стал, как ему казалось, быстро и ловко продвигаться вперёд, ожидая, что вот-вот наткнётся на вкусного, сырого червяка.