- Конечно, демоны! - повернулся к нему Чарли. - Видно же - демоны.
- Что это значит - демоны? - спросил Слай.
- То и значит, что это ещё может значить? Значит, что демоны - они у каждого есть, свои, личные. Неотъемлемое свойство человеческой натуры, знаешь ли. Смотришь, например, на Полли, и видишь - вон они там, родимые. Сидят себе в синяках под глазами, в костяшках, в кулаках сидят, по венам расселись, под языком устроились...
- Не все согласны с таким взглядом на вещи, - вмешался Саша. - Это очень упрощённое понимание человеческой природы, очень однобокое. Если так считать...
- Ой, пошла философия! - перебил его Чарли. - Знаю я, к чему эта философия приводит. Вот я сказал про человеческую натуру, и ты сразу - хвать! Берёшь человека и начинаешь его крутить, вертеть, со всех сторон разглядывать, мол, с одной стороны он, конечно, такой, но вот с другой стороны сякой, а с третьей - вообще немазаный, и чего с ним делать после этого? Ничего не понятно, видно только, что он уже вроде и не он вовсе. И тут человек сразу же выскальзывает, не удержишь его. Смотришь, где человек? А нет его уже.
- Так ведь человек - это очень непросто, - сказала вдруг Мари. - Понять, что такое человек, это самое сложное на свете.
- Это самое ненужное на свете, - возразил Чарли. - Зачем мне понимать, что он такое? Мне бы знать, с чем его едят, да и всё. Ну вот, например, сидит человек, - Чарли ткнул пальцем в меня. - Смотрю я на него, и чего вижу? Вижу, что у него нос сломанный и костяшки набитые, вижу, что с бабой он поругался своей, вижу глаза его, глаза-то у него злые какие, видали? В общем, вижу я демонов его, и вот с ними я и буду иметь дело, если что. А насчёт того, что он сам, человек этот, такое - да плевать мне на это.
- Я что-то ничего не понял, - нахмурившись, проговорил я. - Ты извини, конечно, но, по-моему, ты какую-то чушь несёшь.
- Да всё ты понял! - воскликнул Чарли. - Но ты не робей, все всё понимают. С бабой ведь иначе никак, бабу надо бить. Она поначалу, конечно, артачиться будет, в позу вставать, а ты снова бей, она и привыкнет потихоньку. Бабы - они ведь сами не знают, чего им нужно, лезут, куда ни попадя. Уж если взбредёт им что-то в голову, то придётся серьёзно попотеть, чтобы это выбить оттуда. Выбить, - хихикнул Чарли, - ты понял, да? Выбить!
- Не знаю, к чему ты это всё говоришь, но мне очень неприятно слушать, - Мари, напряженно выпрямившись, расширившимися глазами смотрела на Чарли.
- А с чего ты решила, что тебе должно быть приятно? Это, знаешь ли, серьёзнейшее заблуждение. О, слушайте! - Чарли вскочил на ноги. - Слушайте, моя любимая!
Он быстро проковылял к окну и выкрутил ручку громкости приёмника. Сквозь треск помех прорезался сладенький тенорок. «Там...» - протянул тенорок, и зазвенели, заполняя паузу, балалаечки. «Где...» - тенорок взял ноту повыше, снова затрепетали балалаечки, растянулся гнусавый аккордеоновый септаккорд. «Об-ни-» - и септаккорд разрешился, какие-то пластмассовые барабаны зарядили пошловатое ум-ца-ца, и с барабанами, балалаечками и аккордеоном тенорок пропел: «-мает берёзка осинку, где так нежен напев соловья». Чарли, прикрыв глаза, самозабвенно раскачивался из стороны в сторону, и раскачивалась за его спиной длинная чёрная тень на стене. «Где дрожит, как слезинка, росинка», - продолжал тенорок, и Чарли подхватил, прохрипел: «Не забуду я эти края!». Открыв глаза, влажно заблестевшие в свете керосиновой лампы, Чарли в экстазе раскинул руки и выкрикнул:
- Эх, не забуду! Как поёт, мерзавец, а? - Чарли вытер глаза грязным рукавом толстовки. - До слёз, до слёз пробрало!
- Нам, кажется, спать пора, - поднялась со стула Мари. - Мы пойдём, пожалуй.
- А, идите, ну вас, - махнул рукой Чарли.
- Спокойной ночи. Спасибо за чай! - вежливо сказал Пётр, тоже вставая, но Чарли не ответил и снова прикрыл глаза, погружаясь в развязно-тоскливую мелодию аккордеона.
Мы вышли из продымлённой затхлости в свежую, прохладную темноту. Немного отойдя от дома и оглянувшись, я увидел в окне раскачивающуюся чёрную тень. Приглушённое ум-ца-ца стихло, тень перестала раскачиваться, а спустя пару мгновений к окну изнутри прилипло, расплющивая нос, бледное пятно. Я уставился на пятно, а пятно уставилось на меня, расплываясь в сытой улыбке.
- Полли, что ты там встал? Пойдём! - позвал меня Пётр. Я помотал головой, стряхивая морок, и направился к ребятам.
- Не слишком приятный тип, - говорила по дороге Мари. - Я теперь понимаю, почему Полли в посёлке про него рассказывали всякое.
- Ну, он ведь объяснил, в чём дело, - возразил Слай.
- Объяснил? - удивилась Мари. - Он, по-моему, ничего не объяснил. Сказал только, мол, Саид пьяным заснул. Может, это и правда, а может, и нет. А про то, почему его остальные в посёлке не любят и грибов боятся, он ни слова не сказал.