— Тише, тише. — Перепуганная Грил снова подхватила его на руки и принялась качать. — Тихо, крошка Герберт, послушайся няню Грил.
Таул хотел уже уйти, когда снова услышал детский плач — теперь совсем близко. Он замер на месте и попытался определить, откуда идет звук. Плач слышался где-то впереди, левее и чуть пониже. Таул, следя, не покажется ли где стража, двинулся вперед.
Здесь, насколько он мог судить, уже не обитали придворные: на стенах горело меньше факелов и не было ни гобеленов, ни часовых. Вдалеке порой слышались шаги, но сюда они не приближались. Таул, благодарный судьбе за эту возможность перевести дух, смотрел все же в оба и постоянно оглядывался назад. Тусклый свет был ему на руку — порой он даже гасил лишние факелы.
По короткой лестнице он спустился вниз. Плач прекратился, но его источник явно был где-то рядом — выйдя на круглую галерею, Таул уверенно направился к двери слева от себя.
Приложив ухо к двери, он услышал женский голос, говоривший что-то нараспев, — так матери баюкают детей. Таул глубоко вздохнул, стараясь успокоиться. Вполне возможно, что того ребенка за дверью родила другая женщина, не Мелли, но надо в этом удостовериться. Таул поклялся герцогу защищать его жену и наследников, и, если есть хоть отдаленная возможность, что сын герцога жив, долг обязывает Таула защитить его.
Таул осторожно попробовал дверь — она была заперта на засов с той стороны. Ему не хотелось вламываться силой, но ничего другого не оставалось. Он крутнулся на одной ноге и ударил другой в середину двери.
Дверь распахнулась, закричала женщина, и ребенок расплакался опять.
Таул вошел, вскинув правую руку в знак того, что приходит с миром, и женщина тут же кинулась на него. У нее был нож, и целила она прямо в грудь. Таул опустил руку, чтобы отвести удар, и нож полоснул его чуть ниже плеча. От боли на глазах выступили слезы. Таул яростно вытер их кулаком и двинул женщину в челюсть. Она закачалась, беспомощно махая руками, и повалилась рядом с ребенком.
Таул тут же бросился ей на помощь, но она свирепо взмахнула своим ножом.
— Прочь! Оставь нас в покое!
Таул отступил. Рука сильно кровоточила, и он зажал рану ладонью.
— Это твой ребенок? — Женщина показалась ему слишком старой для того, чтобы произвести на свет младенца.
— Дочкин. И убирайся отсюда, покуда я не вызвала стражу.
Таул, глухой к ее угрозе, заглянул в сундучок. Ребенок был совсем крошечный — он явно родился не так давно. Сжав ручонки в кулачки, он плакал самозабвенно, как будто удивляясь тому, сколько шума способен произвести. Таул направил на женщину острие меча.
— Уйми-ка его.
Пока она поднималась на ноги, он отошел закрыть дверь. Оторвав полу камзола, он попытался перевязать рану. Это оказалось нелегко — крови было много, и он не привык завязывать узлы левой рукой. Затянув повязку как можно туже, Таул вогнал кулак в середину кровавого пятна и на миг зажмурился от боли.
Женщина уже взяла ребенка на руки и баюкала его, нежно что-то приговаривая. Таул находил ее голос весьма резким и скрипучим, но ребенок, как видно, держался иного мнения, ибо скоро утих и принялся скулить.
— Дай мне взглянуть на него, — велел Таул.
Женщина прижала ребенка к груди.
Таул почувствовал вдруг, что очень устал. День был длинный и тяжелый, и хотелось одного: чтобы он скорее кончился.
— Сударыня, я не причиню вреда ни вам, ни ребенку, но взглянуть на него должен непременно. — Таул вложил меч в ножны — правая рука слишком пострадала, а левая не была приспособлена для тяжелого оружия — и достал взамен длинный нож. — Так что давайте его сюда.
Глаза женщины шмыгнули с его лица к ножу.
— Кто ты такой?
Таул, теряя терпение, двинулся к ней.
— Дай сюда ребенка.
— Я закричу.
— Навряд ли.
Женщина, сверля его взглядом, протянула ребенка. Таул, помня, как проворно она орудует ножом, решил больше не рисковать.
— Положи его на кровать и распеленай.
Женщина сделала, как он велел, оставив только подгузник и шерстяные башмачки.
— А теперь постой там, в углу. — Таул направил ей в грудь острие своего ножа. — Быстро!
Таул обошел кровать, чтобы не терять женщину из виду. Ребенок не спал и смотрел на него не совсем еще прояснившимися синими глазенками — такого же цвета и разреза, как у Мелли.
— Сколько ему?
— Дочка родила его девять недель назад. Она болеет, вот я и присматриваю за ним.
Эта бабка не на того напала. Таул знал толк в младенцах — он сам вынянчил новорожденного после смерти матери. Этому малышу куда меньше девяти недель. Таул осторожно перевернул его на животик, вспомнив, что все рожденные в доме Бренов носят на себе знак Ястреба. На спинке ребенка ничего не было.
— Сними с него подгузник и башмачки.
Таул увидел краем глаза, как женщина вскинула нож, и потерял всякое терпение. Она не доводится этому ребенку ни матерью, ни бабкой. Глаза у него как у Мелли, и видно, что ему нет еще и месяца. Таул подхватил младенца раненой рукой, несмотря на резкую боль в плече.
— Оставь его! — завопила женщина и подскочила к Таулу с ножом, но он пригрозил ей своим, заставив отступить.
— Подай мне одеяло.
Она сняла одеяло с постели.
— Прошу тебя, не забирай его. Пожалуйста.
— Сударыня, это не ваш ребенок — мы оба это знаем. — Таулу не нравилась эта женщина, и он не доверял ей, но видел, что она привязана к малышу. — Почему бы вам не сказать мне правду? Никакого вреда вам от этого не будет.
— И ты не заберешь его, если я скажу?
— Заберу непременно.
Таул взял у женщины одеяло, и она не сделала попытки пырнуть его ножом. Таул одной рукой как мог завернул ребенка и покачал немного, чтобы успокоить.
— Ты, я вижу, умеешь обращаться с детьми.
— Да. Когда-то я вынянчил одного. — Таул почувствовал что женщина немного утихомирилась, и успокоился сам. — Помогите мне завернуть его получше. Ему холодно.
Женщина колебалась, не решаясь расстаться с ножом.
— Да ты кто?
Таул хотел опять оставить вопрос без ответа, но потом решил открыться — быть может, и женщина ответит ему тем же. Глядя ей в глаза, он сказал:
— Я Таул, герцогский боец. Я поклялся перед всем городом защищать герцога и его наследников.
Женщина поправила одеяло, укрыв младенцу ручонки.
— И ты думаешь, что это его сын?
— Я не уверен — только вы можете мне сказать, так это или нет. Я не виню вас за то, что вы взяли его себе, — ведь вы спасли ему жизнь. Я перед вами в неоплатном долгу и весь свой век буду вам благодарен. Но прошу вас, скажите мне правду.
Женщина погладила малютку по голове.
— Если скажу, ты возьмешь меня с собой? Видишь — он меня любит. Он только меня и знает. Я ему как мать — без меня ему будет страшно.
Таул бросил нож на кровать и взял женщину за костлявую искривленную руку.
— Вы пойдете со мной, обещаю. Я вижу, что и вы его любите. А теперь говорите. — И Таул в знак доверия вернул ей ребенка.
Она вся дрожала, и ее ресницы слиплись от слез.
— Иди, иди к няне Грил. Вот так, молодец.
Присев на кровать, она распеленала левую ножку ребенка и сняла с нее башмачок. В пухлой складочке чуть выше лодыжки виднелось крохотное розовое пятнышко — знак Ястреба.
— Баралис велел мне унести его и убить, — тихо сказала она. — И я бы сделала это, кабы не Корселла.
— Корселла? Дочь Тугосумки?
— Да, и моя племянница. Ты знал ее?
— Я жил у них, когда приехал в Брен впервые.
— Славная девочка. Сердце золотое, и красавица собой.
Таул придерживался несколько иного мнения, но теперь не время было спорить.
— И что же сделал с ней Баралис?
— Он убил ее. Кроп хранит у себя ее ожерелье — он сказал мне, что получил его от хозяина.
Таул присел на кровать рядом с женщиной и тоже стал гладить малыша. Он чувствовал себя виноватым за то, что так грубо обошелся с Тугосумкой.
— Вы уж простите меня. Я не знал.
— Не за что тебе прощения просить. Баралис и с тобой поступил не лучше.
— То есть как?
— Это он подстроил убийство герцога. Я сама слышала, как он сговаривался с человеком по имени Трафф. Все как есть слышала.