Олдис сложила руки на груди, опустилась на скамью, села подчеркнуто прямо. Она смотрела на Рода, но вот взгляд ее стал отстраненным. А потом она заговорила писклявым, гнусавым монотонным голосом:
— Как скажете, милорд. И все же не могу усомниться: воистину ли вы верны королеве?
Затем тембр голоса девушки стал на две октавы ниже, но при этом сохранил монотонность.
— Низкий человек! За что ты бросаешь мне в лицо такие оскорбления?
— О нет, милорд! — поспешно отозвался обладатель писклявого голоска.— Я вас вовсе не оскорбляю, я всего лишь позволяю себе некоторые сомнения в мудрости ваших поступков.
«Дюрер,— понял Род.— Писклявый голосок принадлежит Дюреру. Он репетирует свой разговор с герцогом Логиром, продумывает, как будет им манипулировать».
— Не забывайте, милорд, ведь она еще совсем дитя. Разве тот, кто любит дитя, позволит ему капризничать и совершать опрометчивые поступки? Разве не мудрее отшлепать ребенка за плохое поведение?
Минутная пауза. Затем прозвучал более низкий голос герцога:
— В твоих словах есть доля истины. Верно, в том, что она решила сама назначать духовников, есть нечто от каприза избалованной девчонки.
— О,— проворковал высокий голос.— Это отречение от древних традиций, от мудрости людей, которые намного старше ее. Я бы назвал это поведением не капризного, а взбунтовавшегося ребенка.
— Можно и так сказать,— проворчал Логир.— Но все же она — королева, а королевские указы должно исполнять.
— Даже тогда, когда королева издает порочные указы, милорд?
— Ее поступки непорочны, Дюрер. Она не желает зла,— зловеще произнес более низкий голос.— Быть может, ее деяния легкомысленны, необдуманны, и то доброе, что они принесут сегодня, завтра может обернуться катастрофой. Это глупые указы — но нет, я не вижу в них злого умысла.
Обладатель писклявого голоска вздохнул:
— Быть может, так оно и есть, милорд. Однако такое поведение королевы — угроза чести и доброму имени ее вельмож. Разве в этом нет зла?
— Не понимаю,— буркнул Логир,— О да, она была резка, высокомерна, это так, она взяла на себя слишком много — больше того, что может себе позволить даже королева, однако пока она не сотворила ничего такого, что можно было бы счесть оскорблением чьей-то чести.
— О да, милорд, пока.
— О чем ты?
— Близок тот день, милорд.
— Какой день, Дюрер?
— Когда она поставит крестьян выше благородных господ, милорд.
— Мне опостылели твои изменнические речи! — вскричал Логи.— На колени, ничтожество, и благодари своего бога за то, что я не отрублю тебе голову!
Род, не отрываясь, смотрел на Олдис. Он еще не вполне оправился от потрясения. Как только она могла говорить голосами двух разных людей?
Мало-помалу взгляд Олдис перестал блуждать. Она устало выдохнула и улыбнулась Роду:
— Вы все слышали, друг Гэллоугласс?
Род кивнул.
Олдис развела руками, пожала плечами:
— Только я сама ни слова не помню из того, что говорила.
— Не переживай, а я как раз все запомнил слово в слово,— Род задумался.— Ты выступала в роли канала связи, была медиумом в самом буквальном смысле.
Он запрокинул голову, залпом допил вино и бросил кружку одному из юных колдунов. Тот ловко поймал ее, исчез и, появившись вновь, подал полную до краев кружку Роду. Тот в притворном отчаянии покачал головой.
Род прислонился к стене и, прихлебывая вино, стал внимательнее рассматривать лица сгрудившихся возле него молодых людей. Они улыбались и просто-таки светились от осознания своих талантов.
— А прежде вы такое проделывали? — спросил он, обведя всех рукой с зажатой в ней кружкой.— Слушали мысленные разговоры вроде того, что прозвучал сейчас?
— Только мысли врагов королевы,— ответила Олдис, проворно кивнув.— Дюрера мы подслушиваем часто.
— Вот как? — Род приподнял бровь.— И что-нибудь пронюхали?
Олдис снова кивнула:
— В последнее время его очень тревожат крестьяне.
На пару мгновений Род застыл, потом склонился вперед, уперся локтями в колени.
— С чего бы это ему тревожиться о крестьянах?
Тоби понимающе ухмыльнулся:
— А ты послушай, что он недавно вытворил! Как заморочил голову двоим крестьянам из королевской вотчины! Один молодой крестьянин пожелал жениться на дочери старика крестьянина, а старик был против. Парень уже готов был развести руками от отчаяния и уйти с разбитым сердцем.
— Но тут вмешался Дюрер.
— Да. Он с парня глаз не спускал. Слухи об этой истории ветром пролетели по окрестным деревням, а Дюрер следил за тем, чтобы это были не просто слухи, а чтобы к ним был добавлен один вопрос: может ли парень считать себя мужчиной, если какой-то старый идиот не отдает ему в жены любимую девушку, а он с этим смиряется?