– Именно так, брат. – Отец Ал не мог не улыбнуться при виде энтузиазма молодого пилота.
– С другой стороны, возможно, по прибытии мы обнаружим, что там достаточно собственных священников, кто их знает. – Он глядел стеклянными глазами на обзорный экран, давая подсознанию читать в беспорядочных завихрениях цвета, индуцируемых в камерах гиперпространством, церковные символы.
– Римско-католический клир в обществе, предающемся магии? Подумать только, целый новый мир пропащих душ, которые нужно спасти! Нам надо будет попробовать узнать хоть приблизительную численность населения, чтобы я мог вернуться к Его Светлости, с каким-то представлением о том, сколько нам потребуется миссионеров! Сколько еще лететь туда?
– А зачем спрашивать меня? – скрыл улыбку отец Ал. – Пилот-то ведь вы.
– О! Да, конечно! – Брат Чард вгляделся в приборную доску. – Давайте-ка посмотрим, десять световых лет... Это должно занять примерно еще шесть дней. – Он снова повернулся к отцу Алу.
– Сожалею, что тут такая теснота, отец.
– Сразу видно, что вы не проводили много времени в исповедальне. Не беспокойтесь, брат, помещение тут роскошное. Да ведь у нас же есть даже отдельные каюты для сна!.. Уй!
Тело его навалилось на амортизационную паутину, словно корабль внезапно врезался в стену. Затем корабль рванул, словно медведь с подпаленным хвостом, хлопнув отца Ала обратно на кушетку. В глазах у него потемнело, он затаил дыхание, дожидаясь, когда перестанут проплывать в глазах яркие звездочки. Потом они потускнели и растаяли, а вместе с ними и бархатная чернота.
Сквозь ее обрывки он увидел, как брат Чард, шатаясь нагнулся вперед, шаря вслепую по пульту управления.
– Чт... что случилось?
– Смотрите сами. – Монах показал на обзорный экран. Отец Ал снова увидел бархатную тьму и яркие звездочки, сейчас они были неподвижны. – Мы вернулись в нормальное пространство?
Брат Чард кивнул. – И летим на субсветовой скорости. Очень высокой, но ниже С. Нам повезло, что нас не размазало о переборку разницей в ускорении.
– И размазало бы без амортизационной паутины. Что же стряслось?
Брат Чард посмотрел на экран с показаниями, нажал на клавиши. – Никаких значительных повреждений, все амортизировано не хуже, чем мы... Вот! Изоморфер накрылся!
– Накрылся? Просто... взял и накрылся? Почему?
– Хороший вопрос? – брат Чард, мрачно улыбаясь, освободился от паутины. – Пойдем посмотрим, отец?
Они влезли в скафандры, прошли через воздушный шлюз, прицепили к кольцам на корабельной обшивке страховочные фалы и полезли на корму к двигателю. Брат Чард извлек гаечные ключи открыл ремонтный люк.
Он проскользнул в него головой вперед, а отец Ал последовал за ним, хватаясь за ступеньки, вделанные в корпус, его взор приковало к себе устройство с зеркальной поверхностью. – В отражателе никаких поломок нет.
– Да, – согласился брат Чард. – По крайней мере мы можем исключить любое воздействие шальной радиации. Если нам не удастся найти причину, то придется пройтись по нему с микроскопом. – Он повернул ручку, и серебренное яйцо раскрылось, верхняя его половина поднялась, словно грейфер. Постоянный шум помех в шлемофоне отца Ала постепенно увеличился. Он нахмурился. – Этот, видимо, неисправен, верно?
– Да, нам полагалось бы слышать тон 1650 гц. – Брат Чард поднял голову. – Я и не знал, что вы разбираетесь в электронике, отец.
Отец Ал пожал плечами. – Катодианцы многому учатся друг у друга, особенно на семинарских междусобойчиках. Не стану утверждать, будто я знаком с механикой ССС, но как работает изоморфер, в основном, знаю.
– Или как он не работает. Посмотрим, где же обрыв в цепи. – Брат Чард извлек тестометр и начал тыкать им во внутренности изоморфера. Отец Ал согнулся позади него в тесном пространстве, безмолвно и внимательно глядя на датчик, установленный на предплечье скафандра брата Чарда.
Наконец монах поднял голову. – Никаких обрывов, отец. Ток проходит сквозь весь аппарат.
– Значит, у вас есть волокно, пропускающее ток. Можно мне попробовать?
Брат Чард уставился на него, а затем неохотно отодвинулся. – Вы уверены, что следует делать, отец?
– Достаточно, чтобы выяснить, какое волокно зашалило. – Отец Ал вынул из нарукавного кармана тестометр. – Мы просто проверим каждую пару терминалов, и когда стрелки уйдут за красную черту, то найдем источник повреждения, не так ли?
– Да, всего-навсего, – сухо подтвердил брат Чард. – Проверьте свой хронометр, отец, по-моему, нам через полчаса придется вернуться для перезарядки воздухоочистителя.
– Нам потребуется не так много времени. – Отец Ал принялся щупать тестометром.
Брат Чард молчал. Когда его голос раздался в наушниках, то звучал он напряженно. – Я согласен с вашей версией, отец, но на это может уйти неделя. Если б у нас был на борту диагностический компьютер!
– Пинасса не может нести в себе все, – философски рассудил отец Ал. – Кроме того, брат Чард, я верю в противоречивость электронных схем.
– Вы хотите сказать, что верите в противоречивость вообще, не так ли, отец? Слышал я кое-какие рассказы катодианцев о Финале, и порой думаю, что вы впали в ересь и сделали из него Бога!
– Не совсем, но мы могли бы присвоить ему статус демона, будь он реален, чего, к счастью, нет. Но противоречивость, которую он олицетворяет собой, достаточно реальна, брат.
– Верно, – признал брат Чард. – Но противоречивость эта заключена в нас самих, отец, а не во вселенной.
– Но ведь в нашей вселенной многое создано человеком, брат, все окружающие нас вещи, вещи сохраняющие нам жизнь! Нам легко вложить в них собственную противоречивость, особенно в сложную электронику!
– Такую как изоморфер?
– Конечно. Но это относится и к компьютерам, ЗМТ камерам и множеству других приборов. Вы замечали когда-нибудь, брат, как они перестают работать без видимой причины, а потом вдруг снова начинают?
– Время от времени. Но когда в них покатаешься, отец, то всегда найдешь причину.
– Когда вы в них покопаетесь, возможно. А когда я – нет. Но впрочем, я, кажется, личность антимеханическая. Любой хронометр, как только я прикасаюсь к нему, начинает прибавлять примерно пять минут в день. А иные люди нравятся машинам. Дай одному из них войти и положить ладонь на приспособление, и оно работает идеально.