— Лейтенант, я уже поняла, что вы не бросаете слов на ветер. Как и ваши солдаты, вы отважны и знаете свое дело. Однако я не могу уйти, пока не исполню взятые на себя обязательства.
Хек и Пауко оторопело переглянулись. Найк неуверенно молвил:
— Ваше высочество, боюсь, я не понял. Что за обязательства?
— Во мне течет королевская кровь. А это подразумевает, что у меня есть долг не только перед Харакуном и моей семьей, но и перед подругами по несчастью.
— Подруги по несчастью?
Найк отчаянно сражался со зреющей в его мозгу догадкой.
В следующий миг все, в том числе и Мадж с Джон-Томом, попали под мягкий, но властный взгляд. Чаропевец отметил, что у принцессы очень длинные ресницы.
— Это означает, что я не смогу с чистой совестью гулять на свободе, пока мои сестры томятся за решеткой.
— Это еще почему? — пробормотал Мадж. — Че до меня, так я б гулял на свободе и в ус не дул.
Занявший позицию возле двери Хек почтительно взмолился:
— Ваше высочество, я всего-навсего скромный солдат, но осмелюсь заметить: у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на другие дела, сколь бы возвышенно они ни выглядели. В любой момент могут развеяться чары Джон-Тома либо сюда придут охранники и обнаружат нас. Надо выбираться из усадьбы, и поскорее!
Принцесса, пропустив эти слова мимо ушей, указала Найку на его запястье — там позвякивало узорное кольцо с ключами.
— У вас есть ключи от остальных камер. Чтобы освободить моих сестер по узилищу, понадобятся считанные минуты.
— Возможно, — согласился Пауко, — но большую группу беглецов и обнаружить легче.
— Нас уже семеро, — возразила принцесса. — Если к нам присоединятся еще несколько узников, что от этого изменится?
— И правда, что?
Найк задумался.
— Лейтенант, вы слышали мой приказ? — процедила она сквозь зубы. — Или нет?
Найк прижал к груди правую лапу и низко поклонился.
— Ваше высочество, мы — покорные слуги. Слушаем и повинуемся.
— Ты, кореш, говори за себя.
Мадж повернулся, собираясь уйти, но тяжелая человеческая рука остановила его.
— Мадж, теперь мы не можем их бросить.
— Да ну? — Выдр холодно глянул на Джон-Тома. — Взаправду, че ль, не могем? Следи за мной, чувак, щас я покажу, как это делается.
— Решил удрать в одиночку? — спокойно осведомился Джон-Том.
Выдр, уже взявшийся за дверную ручку, замер. Через секунду он повернулся и сердито погрозил другу пальцем.
— Эх, кореш, да кабы я не опасался за твою перекормленную тушу, уже б давно чесанул в одиночку.
— Ну конечно. — Джон-Том подавил улыбку. — Без твоего неусыпного присмотра мне и минуты не прожить.
— Ну, раз ты и сам это понимаешь… — проворчал Мадж и шагнул в сторону, пропуская Найка с принцессой.
Ротонда оставалась безлюдной, если не считать двух сладко посапывающих служанок — они покоились в креслах, точно мягкие игрушки. Казалось, и все здание погружено в сон. По крайней мере, далекий перекрытый коридор не оглашался яростным ревом.
— Пока все идет хорошо, — успокаивал себя Джон-Том и думал при этом, долго ли продержатся его «дурацкие» чары. Дверь камеры по соседству с Алеукауниной подчинилась узорчатому ключу с кольца Найка. Принцесса проскочила мимо него, настойчиво зашептала, склонясь в лунном свете над кем-то. Джон-Том, оставшийся в ротонде, заметил, что камера как две капли воды похожа на предыдущую.
— Умаджи! Это Алеукауна. Просыпайся! Пришли храбрецы из Харакуна, они нас освободят!
— В самом деле? — раздался очень густой, по мнению Джон-Тома, голос, однако неоспоримо женский. — Как раз вовремя. Вот молодцы! Хотела бы я то же самое сказать и о моих бесполезных подданных.
В темноте улавливалась возня. Затем принцесса с Найком отступили назад, и появился некто массивный, упакованный в желтую с черным замшу.
Высокородная принцесса Умаджи Туурская оказалась очень изящной, очень респектабельной и очень рослой горной гориллой. Джон-Том предположил, что весит она где-то между тремя и четырьмя сотнями фунтов (трудно было сказать более точно, так как почти все горилье тело пряталось под замшевыми складками). Стоя на трех могучих конечностях, свободной лапой она откинула назад концы черной с серебром ленты, обхватывающей ее голову. Прозрачная вуаль на морде была в тон ленте.
Чаропевец поймал себя на том, что думает не о ней, а о Манзае. Он наклонился к Маджу — пошептаться.
— Ну?
— Че — ну, кореш?
— Ты разве не хочешь показать себя вежливым выдром? Не поцелуешь ей лапу?
— Да я, чувак, не уверен, че сумею ее поднять. Почему б тебе самому не попробовать?