— Есть… — вторая задумалась, потом как-то неуверенно продолжила. — Примерно?
— Что значит «примерно»? — первая уже и не думала сдерживать злое шипение. — Ты же сказала, что чувствуешь его кровь?
— Чувствую! Да, да, чувствую! Только… что-то мешает. Какой-то барьер, но он не монолитный. Я ощущаю… отголоски направления, и зов нашей крови! Сестра, мой сын жив! ЖИВ!!! Наконец я это по-настоящему явно ощутила!
На лице второй проступило выражение невероятного, безбрежного восторга, полностью вытеснившего и раздражение, и недавнюю злость. Руки иллитири подрагивали, а пурпурные глаза блестели жадным счастьем, густо замешанным с надеждой, жаждой, желанием, нетерпением.
— Жив, — согласилась её сестра, смягчившись. У неё не было детей, но безумие второй она могла понять. Когда ребёнок будет найден, когда сестра поймёт, что он в безопасности, её психи улягутся. Она вновь станет просто злобной сукой с безуминкой, а не полноценной ненормальной. Несмотря на несдержанность второй, первая не могла по-настоящему испытывать злость по отношению к сестре.
Ей тяжело. Очень тяжело. Изгнание из клана, больные отношения с инородцем, беременность, потеря, как она думала, новорождённого сына, предательство той рыжей твари и его порченой семейки. А потом, когда её разум был в шаге от окончательного безумия, она услышала, как где-то на просторах Веера тихо шепчет родная кровь. Настолько тихо, что даже магия Кровавого Ткача не смогла найти ребёнка. Только тысячи бликов разбросанных по Великому Множеству запечатанных фиалов с мёртвой кровью.
Для первой не составляло особого труда понять жажду сестры найти своё дитя. Ведь она тоже мечтала зачать, выносить, родить… Какая из народа иллитири этого не хочет? Ладно иллитири, для любой Дивной, если у той всё в порядке с головой, дети — мечта. Это человеческие обезьяны на свой помёт плюют, потому что рожают, как животные, хоть по ребёнку в год от кого угодно. А эльфы дорожат каждой новой жизнью народа. Рождение дитя — праздник для всего клана.
При мыслях о клане, дроу на мгновение замерла, коснувшись рукой левой стороны своих лёгких доспехов. Того места, где должен быть клановый узор. Сейчас там не было ничего. Сердце слегка кольнуло застарелой болью и сожалением, но эльфийка решительно прогнала непрошенные чувства. Семья — ближе клана. Может большинство сородичей с ней и не согласятся, но для Танцующей во Тьме это была непреложная истина.
Была бы возможность сделать выбор заново, она не колебаясь вновь покинула бы клан, чтобы пойти за сестрой. Пусть она несдержанная, кровожадная, туповатая… Ох, хоть бы племяннику не передалась тупизна мамаши. Если он вырастет похожим на Ткачиху Крови, то тётушке точно придётся несладко, вытаскивая сразу две задницы из неприятностей…
— Можешь попробовать меня опять прирезать, но по дороге нужно зайти в нормальную магическую лавку. Планируя маршрут, держи это в голове.
Лорд Седрик чувствовал себя несколько неуютно из-за выражения лица Князя. Регент Меридиана выглядел чрезвычайно задумчивым и мрачным, как в то время, когда принцесса ещё не вернулась. Это заставляло оборотня ощущать неприятное беспокойство с привкусом тоски.
Всё же было нормально? Что заставило Князя…
— Иллитири, — регент мира поморщился, жестом заставив пузырёк с обезболивающим зельем прыгнуть с полки ему в руку. Быстрое движение пальцем, и пробка сначала вылетает, а потом медленно планирует на столешницу. — Лучше бы был Дракон… даже из цветной стаи.
Князь, запрокинув голову, опустошает пузырёк. Пустой флакон ставится на стол рядом с лежащей пробкой, после чего Фобос Эсканор откидывается на спинку кресла, прикрыв глаза.
— Восемнадцатилетний Дивный… Это невозможно!
— Мой Князь? — Седрик хорошо знал своего господина, поэтому задал вопрос не задавая его, просто добавив к обращению вопросительных интонаций.
— Чародей утверждает, что ему нет двадцати, Седрик. Знаешь, в каком возрасте Дивные позволяют увидеть ребёнка кому-то, кроме членов клана? В сотню лет. В этом возрасте юный эльф выглядит, как десятилетний человеческий ребёнок.
— Это… — оборотень удивлённо задрал брови, не найдя слов.
— Это невозможно! — повторил Фобос снова. — У нас в замке живёт младенец, который выглядит на три-четыре сотни лет! Чертовщина какая-то!
— Может он старше? — предположил оборотень.