– Он говорит 'ну и что'? – зарычал один из рядовых постарше. – Тебя здесь не было, приятель, когда шли настоящие бои! Тебе не приходилось выступать против их проклятых копий и видеть, как твоему дружку выпускают кишки! Тебе не отрубали руку, – прорычал искалеченных ветеран. – И ты не видел как из обрубков хлещет кровь!
– Тебе не драл уши их дьявольский вой, когда ты отходил к стене с дюжиной товарищей, тогда как выходил за нее с сотней, – прорычал седой сержант. – А их копья и стрелы тыкались в тебя со всех сторон.
– Не надо их недооценивать, – процедил сквозь зубы капрал с узловатыми руками. – Они злобные, когда дерутся.
– И они не трусы, – прогромыхал другой. – Стрелы и копья убивают не хуже любого бластера, мой мальчик. И от них не увернешься, когда они сыпятся градом.
– Скольких мы потеряли? – вперился горящим взглядом в свое пиво седой сержант. – Дюжину в день? Шестьдесят в неделю? Сотню?
– И это продолжалось годами, много лет подряд! – стукнул по стойке кружкой сержант лет сорока. – Мы не допустим, чтобы вернулись те дни, ни за что, любой ценой!
Род, потрясенный, узнал в нем Талера.
– Ну, так далеко даже я не стал бы заходить, – задумчиво проговорил седой сержант. – Я мог бы назвать кое-какие цены, которые не стал бы платить.
– При всем при том и я тоже, – признался сорокалетний. – Но есть много цен вполне стоящих того! – он обвел все помещение горящим взглядом.
– Что такое две жизни по сравнению с тысячами, в которые обойдется вся война? Что такое две жизни?
В таверне воцарилось молчание.
– Да, – крякнул седой ветеран, – но на суде они скорее всего отвертятся.
– Только если они не виновны, – быстро вставил Йорик. – Ладно, допустим я знаю Шаклара не так давно, как вы, но я верю в его правосудие.
– Невиновны или нет, кого это волнует? – Талер обратил сердитый взгляд на Йорика. – Если их освободят, вольмаки взорвутся и снова ринутся на нас! И на этот раз они все до одного будут с бластерами!
По бару прокатился ропот дурного предчувствия. Большинство пьющих содрогнулось, и в помещении стало тихо.
На какое-то время, а потом чей-то голос сказал:
– Убить их.
Потрясенное молчание.
Потом другой голос:
– Да.
– Да, убить их!
– Что значат две жизни вместо тысяч?
– Да! Отдать вольмакам утром их тела и они уйдут!
Седой ветеран нахмурился.
– Но когда Шаклар выяснит...
– Он не станет поднимать шума, – заверил со злобной усмешкой Талер. Что такое мертвецы по сравнению с живыми? Нет. Шаклар может и будет бледен как полотно, но ничего не скажет.
– Но они же невиновны, – возразил Йорик.
– Также как и те, кто погибнет на войне, – зарычал Талер. – Что такое двое невиновных рядом с тысячей, приятель? А?
– Но как же суд! – проблеял Йорик. – Ты хотел бы пропасть без суда?
– Они не я, – прорычал Талер, – они не любой из нас.
Это вызвало негромкое громыхание согласия.
– Но... – ткнул пальцем Йорик. – Если вы продаете за мир их, то что случится, когда обвинят одного из вас?
– Ах, у меня сердце кровью обливается! – проворчал седой сержант.
– В чем дело, братец? Ты хочешь войны? – Талер окинул Йорика взглядом с ног до головы, словно снимая мерку для гроба. – Да, по-моему именно так.
Ты никогда не видел боя, не так ли приятель? И тебе до смерти охота понюхать пороху.
– Черта с два! – быстро отперся Йорик. – Прежде чем очутиться здесь, я повидал свою долю стычек, а именование их 'полицейскими акциями' не сокращало списков потерь!
– Не верю ни единому слову, – Талер соскользнул с табурета у стойки и подошел очень близко к неандертальцу с налитыми кровью глазами. – На мой взгляд ты не похож на бойца. Но ты был бы достаточно рад видеть, как мы погибнем вместо тебя.
– Пошли возьмем их, – проворчал кто-то.
– Да! Да, взять их и шарахнуть из бластеров! Подать их на блюдечке!
Да!
– Ты в доле, приятель, – пронзил Йорика сверкающим взглядом Талер. Иди теперь с нами, или мы будем знать, что ты против нас, и предатель всей колонии!
– С вами? – уставился на него Йорик, а затем спрыгнул с табурета у стойки.
– Я не просто пойду с вами! Когда я шел сюда, то видел, как эта парочка шмыгнула в укрытие. Пошли со мной и я покажу вам, где их найти!
Талер уставился на него, а затем медленно усмехнулся.
– Идем! – Йорик протолкался через толпу, направляясь к двери.
Род и Гвен обменялись быстрыми потрясенными взглядами, а затем с максимальной скоростью устремились прочь от здания.
– Куда, милорд? – прозвучали в голове у Рода мысли Гвен.
– Куда угодно, – ответил Род неистово оглядываясь кругом. – Туда!
Он показал на две лежавшие на боку огромные пустые бочки.
– Пригнись!
Гвен скорчилась, прижав к себе метлу и плотно зажмурив глаза. Род поднял бочку и осторожно опустил ее над ней. А затем скорчился рядом с ней, уставясь на вторую бочку, сосредотачиваясь, отгораживаясь от остального мира. Бочка медленно поднялась, а затем опустилась, накрыв его.
Он расслабился и сел, прислонясь спиной к доскам, но оставил глаза закрытыми, мысленно прислушиваясь, видя все глазами одного из менее интеллигентных солдат в середине толпы.
Йорик вырвался из таверны во главе толпы линчевателей.
– Пошли! Я покажу вам, где видел их в последний раз!
В голове у Рода прозвенели мысли Гвен: 'Как он мог столь решительно и столь быстро обратиться против нас?'.
'Не знаю', – мрачно ответил Род, 'но подумываю обзавестись новым хобби. Скажем – резьбой...'
Шум толпы растаял, но он по-прежнему громыхал у них в головах.
Солдаты неистово бежали в ночь, а потом замедлили бег, когда начал спадать первый прилив энтузиазма. Выбранный Родом солдат – медиум начал мало-помалу негодовать, чего это он делает здесь среди ночи, несясь невесть куда?
Затем дальше впереди раздался торжествующий крик Йорика:
– Вот они! Быстро за ними!
Энтузиазм солдат снова подскочил кверху. Переполненный от возбуждения, кровожадно воя, он побежал за своими товарищами. Те свернули налево, ринулись по затемненной улице и бежали несколько минут. Дыхание солдата начало со свистом входить ему в легкие, и в нем снова поднялось мрачное негодование.