– Ну, а разве нет? – требовательно бросит Родрик. – По крайней мере, если ты правоверный индус.
– Но я не индус, я правоверный католик! – Жужжапчел застыл, потрясенный собственными словами. – Что я такое говорю?
– Что ты правоверный католик, – любезно ответил Родрик.
– Да, да! Я правоверный католик... Нет! Я хочу сказать...
– Ты хочешь сказать, что ничего не существует, – подсказал ему Родрик.
– Совершенно верно! Ничего не существует! Никого из вас! Вы все просто плоды моего воображения! А все это просто сон... НЕТ! Мне нельзя такого говорить!
– Вот видишь? Даже слов твоих не существует! – ткнул в его сторону указательным пальцем Родрик. – Если уж на то пошло, даже ты не существуешь!
– Что ты городишь? Конечно же я существую!
– А, но откуда ты знаешь, что существуешь?
– Да потому что я мыслю! Cogito, ergo sum! – Жужжапчел зажал себе ладонями рот. – Аййй! Латынь!
– Прикуси язык! – выбранил его Родрик. – Вымой себе рот с мылом!
– Да! С серой! И раскаленными углями! Точно также, как ангел прочистил уста пророка Исайи... О, дьявол! На по-о-о-о-мощь! – и Жужжапчел, вопя, убежал и растаял в разряженном воздухе.
– На самом-то деле в сгущенном воздухе, – фыркнул Родрик и наморщил нос. – Уф! Теперь я понимаю, почему религия использует ладан... Ну!
Вернемся к работе, – и весело прохромал в прихожую, где все еще работал эскалатор, по которому Франк вприпрыжку бежал за Петти, которая неслась изо всех сил, уворачиваясь от когтей былой люстры, которым все еще почему-то не удалось схватить ее.
Родрик прохромал к лестнице, вытащил панель под ней, сорвал с ноги деревянный башмак и, крикнув, 'Долой боссов!' швырнул его в коробку передач. И захлопнул дверцу, как раз когда внутри что-то треснуло, словно пушечный выстрел, и эскалатор, дернувшись, остановился.
Петти взлетела вверх по лестнице и катапультировалась в комнату наверху.
Франк грохнулся мордой о ступеньки.
В спальне Петти захлопнула за собой дверь. На нитке висел засов со сломанной защелкой, она задвинула его и вогнала защелку.
Франк с трудом поднялся на ноги и потащился, изрыгая проклятия, вверх по лестнице.
– Выломай дверь! – взвыла Л'Аж. – Вытащи ее вон оттуда!
Франк послушно грохнул кулаком по двери.
Защелка выдержала.
Петти стремительно повернулась и бессильно прислонилась к двери, ловя воздух открытым ртом, с бурно подымающейся и опускающейся грудью.
Налицо Цукора пылал отсвет масляного светильника. Он стоял на коленях около койки и массировал руку Мак-Черча, стеная:
– Проснись! Проснись! О, я знаю, что это бесполезно, не один год уж пытался, но если я буду неустанно продолжать, то возможно ты в один прекрасный день откроешь глаза. Проснись, Мак-Черч! Наверняка ведь твое имя защитит тебя. Хотя, признаться, оно тебе мало чем помогло, когда я вытолкнул тебя перед собой, загораживаясь от того сумасшедшего коротышки-горбуна. О, мне и не снилось, что он доведет тебя до бесчувствия! Я никак не хотел, чтобы это случилось, и я обещал тебе никогда не попробовать ни капли. Все равно, я вообще-то никогда и не хотел быть вампиром, но моя мать умеет настоять на своем! В действительности же это, знаешь ли, не моя прирожденная роль, это не моя личность, это не настоящий я! Правда я ничего не имею против такой личности, как ты понимаешь, просто я не выношу вида крови! По крайней мере, крови симпатичных мне людей, – он чуть склонил голову набок. – Ну и ну, вот это мысль! А как насчет крови несимпатичных мне людей? Взять например Л'Аж, не смогу ли я благоприобрести ее вкус? Не смогу ли я возжаждать ее крови? Как бы я почувствовал себя, появись у меня шанс высосать досуха ее? Ах, вот это было б совсем другое дело!
Петти уставилась на красивого, мускулистого, коматозного молодого человека и удивленно ахнула. Этого добавочного напряжения оказалось как раз чересчур многовато для стальных Крючков и петелек, с приглушенным треском ее грудь высвободилась, подымаясь и выпирая вперед со свистом от смещенного воздуха.
Мак-Черч нахмурился и чуть повернул голову, словно прислушиваясь.
Петти даже не заметила, она завороженно глядела на свой идеал мужской красоты.
Мак-Черч поднял на нее взгляд, моргая и хмуря брови. Затем до него дошло, что он видит, и он с пылающим взором скатился с постели. Он был совершенно голым, и Петти заметила это, но секунду спустя она очутилась в его объятиях и мало чего видела, потому что ее глаза закрылись для первого и очень длительного поцелуя.
В стене со стуком открылась панель, и оттуда выпрыгнула тетушка Дил.
Она подбежала к Мак-Черчу и Петти и принялась трясти их, крича:
– Проснитесь! Вы должны проснуться! Ужель вы не ведаете, что вы спите? И сия слабая и ленивая тема никакая боле не податливость, а сон!
– Если это сон, то позволь мне спать вечно, – пробормотала Петти и вернулась в клинч.
– Нет! А я говорю нет! – тетушка Дил схватила Мак-Черча за руку и навалилась на него всем своим весом, пытаясь оттащить их друг от друга, но Мак-Черч стоял как Гибралтарская скала, словно променял горизонтальную кому на вертикальную. – Нет, нет! – восклицала тетушка Дил со слезами на глазах. – Ужель вы не понимаете, что мы страшно близки к мигу, когда сие страшное чудовище. Франк, проломит дверь?
– Ладно, этого достаточно! – отрывисто бросил Жужжапчел вылезая из кухонного лифта. – Отпусти то тело!
Тетушка Дил резко повернулась лицом к нему, раздвинув руки в стороны и защищая пару.
– А как ты попал в эту каморку?
– Я материализовался в ней убедиться, что твоего мужа там нет, Жужжапчел надвигался на нее поступью тигра, с гневом в глазах. – А теперь убирайся на кухню, где тебе и место!
– Убирайся к дьяволу, – огрызнулась тетушка Дил, – где тебе и место!
– Э-э-э-э... Конец сцены! – Жужжапчел взмахнул руками перед лицом, а затем повернулся вокруг своей оси и ткнул пальцем в дверь. – Следующая сцена!
Сломанная задвижка поддалась, и дверь с треском рухнула. Франк споткнулся о нее, и Л'Аж прыгнула мимо него, бросила один взгляд на Петти и Мак-Черча и с воплем ринулась к Петти. Ее когти вонзились в руку Петти и оторвали девушку от Мак-Черча, а клыки сверкнули, нацеливаясь на белое незащищенное горло девственницы.