Мальчишка тем временем подошёл ближе и, скрестив ноги, сел напротив меня. А Ведомир не приближался. Лишь крутил в руке нож. И почудилось на миг, что сейчас метнёт...
– ...помирает он, – закончил Шенька.
А я бессовестно пропустила первую часть. Хотя, какая разница? Все равно – не целитель.
– Не поможет она, – прокомментировал Ведомир.
Шенька нахмурил темные брови. Лицо его стало до невозможности смешным, но даже улыбаться было лень. Он посмотрел на старшего, потом на меня. И такая обречённость в глазах отразилась… недетская.
– От чего помирает? – спросила я.
Шенька обиженно поджал губы, но ответил:
– Вчера пришел Дорик, говорит, что господин один булочку дал, просто так. Дорик ему помощь предложил, тот только рукой махнул. А вечером слёг. И помирает теперь. Вверх смотрит, никого не узнает.
– Дорик? – переспросила я.
– Ну не господин же, – заметил Ведомир.
Мои познания в целительстве заканчивались подорожником в случае раны и валерьянкой в случае, если для подорожника уже поздно. Но, каюсь, было интересно, что произошло с мальчиком.
– Умирающего покажете? – спросила я, понимая, что вставать придется.
Шенька радостно оскалился, победно посмотрев на старшего. Он вскочил на ноги, потянув меня за собой.
Я нехотя встала и побрела за мальчишкой. Ведомир пристроился за нами.
Как оказалось, сарай больше, чем мне думалось ранее. Просто сидела я лицом к выходу, а за спиной у меня всё это время был целый цех, заваленный разным хламом. За телегой на какой-то серой ткани лежал мальчик. На вид ему было лет десять. Пустой взгляд смотрел в потолок, и только едва-едва вздымающаяся грудь показывала, что он жив. Одет он был в серую рубаху, а в совокупности с бледным лицом, казался не человеком, а так – наброском, что художники чиркают в самом начале работы.
– За спину отойдите и не думайте лезть, – предупредила я.
Присев на корточки, прикрыла глаза. Дар с радостью отозвался на просьбу. Забурлил по венам, затягивая глазницы чёрной мглой. И показал скрытое от глаз человеческих.
Мальчику кто-то под шею дрянь черную посадил. И медленно, но верно, пожирала она его. Развивалась, змеёй черной под рёбра залезая. Погано было даже смотреть на нее. Интересное было проклятие. Маг слал. Но я помочь ничем не могла. Увы, не тот дар.
– Я знаю, кто поможет, – уверенно произнесла я.
Дар не хотел утихать. Ему нравилась свобода. Но я надавила, сминая его.
Шенька широко улыбнулся, показывая отсутствие переднего зуба.
– Вот видишь! – повернулся он к Ведомиру.
Но тот радоваться не спешил. Знал, что всё имеет свою цену.
– Сестра у меня ведьма. Она точно снимет, – встав, произнесла я.
И это была правда. Я бы не сняла. Иногда я могла пользоваться некоторыми ведьминскими заклинаниями, как и демоническими, благодаря маме с отцом. Но это был другой случай. Тут поможет только ведьма. Ведь Луна – она другая. Просто другая. Хоть и родная сестра. Ведьмы видят, слышат, чувствуют по-другому. Слышат песнь природы, что лесным ручьем льётся. Видят нити мироздания, что спрятаны от глаз людских. А я, увы, не ведьма.
– Сама не вылечишь? – хмуро спросил Ведомир.
Я удивлённо посмотрела на парня.
– Трусит он, что ведунья убивцу приведет, – взболтнул мелкий.
Старший медленно закрыл глаза, явно желая придушить парнишку за болтливость.
– Убийца? – переспросила я. – Какой такой убийца?
Парнишка посмотрел на Ведомира, как бы спрашивая разрешения. Тот кивнул. Шенька весело улыбнулся и, запрыгнув в телегу, стал мотать ногами, одновременно вещая:
– С неделю назад Стасик у лавки рыбной трупака нашёл. Девка такая, черная-черная, как ты. Ведуньей слыла. Лежала так, будто заснула. Ни кровяки, ничего. Ну, Стасик подошёл, ну… это… гребень у неё красивый…
– Стащить хотел, – подсказала я.
Парнишка кивнул.
– Гребень в волосне застрял, ну он и на лоб опёрся рукой одной… А она холодная, аки лёд!
– Мёртвая… – прошептала я.
– Совсем мёртвая! – кивнул парнишка, сделав большие глаза.
– Эта первая была, – добавил старший, – с тех пор ещё троих нашли. Два мужика и девка. И все ведовками слыли.
– Интересно… – прошептала я.
Почему-то казалось, что Кощей с этим как-то связан. Но стал бы он отдавать мне Луну, если бы убивал ведьм? Это было бы донельзя глупо.
– Выбора у вас нет, – предупредила я, бросив взгляд на Дорика.
***
Люди всегда делили мир на чёрное и белое. На Свет и Тьму. На Добро и Зло.
Изначально храмы Света и Тьмы враждовали. Они буквально поделили мир на два.
Целители обращались к Свету, ведьмы – к Тьме. Люди – к Свету, некроманты – к Тьме. И так далее, и так далее. Тьма считала Свет «пороком лицемерия». Свет Тьму – «пороком искушения». Однако они хранили хрупкий мир. Пока в один момент из-за разногласий не началась междоусобная война. Каким чудом её остановили, не знает никто.