После завтрака я вышла во двор, чтобы собрать осколки тарелки. Хотя двор — это громко сказано. Просто клочок земли за домом, огороженный забором.
Прямо напротив дома, аккурат возле забора, стояло дерево. Дуб. Широкий, вековой. На нём белой, как молоко, краской была нарисована мишень. Два кружка, один в другом.
Я остановилась. Место вызывало смешанные чувства. Это похоже на то, когда слушаешь музыку, и вдруг всплывают моменты, как вы со знакомыми под нее танцевали. И, вроде, знакомых нет, момент неподходящий, но на секунду ты будто возвращаешься в прошлое. Переживаешь то окрыляющее безумие.
Однако у меня там возникли другие мысли. Вспомнился двор. Другой. Широкий, с каменной кладкой, но таким же деревом. И такой же мишенью.
— Бездарность! — кричал седоволосый мужчина, раздражённо сплёвывая и длинной тонкой палкой ударяя по моей руке.
Скорее от неожиданности, чем от боли, я выронила лук прямо себе на ногу. Хотя, в принципе, это был не арбалет, потерпеть можно.
— Криворукая! — круглое, словно мяч, лицо пошло пятнами.
Я досадливо поморщилась, снова поднимая лук. Резной, но не эльфийский. Неумелая подделка.
Я не любила крики.
— Давай ещё раз!
И снова крик. И снова я морщусь.
Взяв лук поудобнее, я уместила стрелу и натянула тетиву. Вдох... Прицел... И я отпускаю.
Стрела не пролетела и двух метров, каким-то неведомым образом попав в мужчину, стоящего слева от меня.
Мужчина завыл. Громко, протяжно. Как собака, которую он недавно ударил этой своей палкой.
Мне, наверное, должно было быть стыдно. Но нет. Единственное, что я почувствовала — это сожаление, что поранила ему руку, а не лицо. Для семилетней девочки такая жестокость не нормальна? Тоже верно. Но что поделать, нормальным ребенком я никогда не была.
И снова крики. И снова длинная тонкая палка бьет меня по рукам.
— Агата! Ты чего застыла, как василиском осмотренная? — Луна подошла, как всегда, незаметно и посмотрела туда же, куда и я.
— Да ничего. Вспомнила, как меня из лука стрелять учили.
— А-а-а... А меня научишь? — робко спросила сестра, заправляя за ухо белоснежную прядь.
— Не-а. Я так и не научилась, — криво усмехнулась я, наконец начиная убирать осколки, из-за которых пришла.
***
— Воровка! — кричал Гонорат, размахивая руками, аки мельница в грозу.
Я поморщилась. Не любила крики.
На стене неспешно тикали часы, показывая конец пятого часа и моей карьеры.
Причина криков мирно лежала на дубовом столе. Двадцатисантиметровый зачарованный эльфийский кинжал с черной рукоятью в виде какой-то змеи. Лезвие гладкое и тонкое, как скальпель. Сталь зачарована, и один порез убивает за сутки. Мечта оружейников и наемников.
Хозяин этой железяки вальяжно сидел в кожаном кресле, закинув ногу на ногу. Зеленые глаза довольно блестели, и даже сломанный нос не портил аристократичную физиономию этого котяры.
— Я не брала, — спокойно возразила я, бросая на зеленоглазого хитреца равнодушный взгляд.
— Ну конечно! Ты не брала! А Лорд Сатир, значит, врет?! — гневно воскликнул Гонорат, ударяя кулаком по столу.
Мне, наверное, стоило испугаться, покаяться и молить о прощении, но валерьяночка и природный пофигизм сделали свое дело, и я оставалась равнодушна. Эх, слышала бы тетя мою речь, схватилась бы за сердце.
Мужчина дёрнулся в сторону шкафа, где обычно держал спиртное, но в последний момент передумал. Правильно, алкоголизм до добра не доводит.
Лорд Сатир, в свою очередь, представлением откровенно наслаждался. В какой-то момент показалось, что мужчина достанет бокал вина. Но чтобы поддерживать перед владельцем таверны маску оскорбленного аристократа, он оставался немым оскорбленным в лучших чувствах зрителем. Я бы даже поверила.
— Он врет, — кивнула я. — Кинжал я не воровала, — нужно мне металлолом всякий собирать.
— И зачем же мне врать? — усмехнулся котяра.
Вот тут загвоздка. Не говорить же Гонорату, что во всем виновато уязвленное самолюбие? Какой нормальный человек поверит, что полукровка из таверны разбила нос уважаемому Лорду, когда тот начал делать непристойные намеки, а Лорд в отместку настучал начальству о вымышленном воровстве? Но из сказки слов не выкинешь, все так и было.
Гонорат принял мое молчание как знак капитуляции и заорал пуще прежнего. Сколько я о себе узнала! Кто бы мог подумать, что я воровка-клептоманка с завышенной самооценкой и такой интересной родословной.
— Я не собираюсь терпеть в своем заведении воровок! — под конец тирады закричал Гонорат и снова стукнул по столу.