Алиса с Оливером колотили в дверь не меньше десяти минут – пока не охрипли от криков и не сбили костяшки пальцев. Наконец их усталость и бессилие слились в одно абсолютное ощущение провала, и коридоры особняка затопила тишина. Лейли с облегчением вздохнула и сделала финальную попытку встать. Увы, не успела она приподняться, как хрупкий покой был нарушен чередой пронзительных воплей.
Мама была тут как тут.
Ее исчезновение прошлой ночью объяснялось банальной трусостью и ничем иным; мамин призрак был так напуган вторжением незнакомцев, что счел за лучшее спрятаться (помощь дочери даже не рассматривалась). Теперь же она вернулась – раздраженная, как никогда в смерти. Позвольте напомнить, что видела и слышала ее только Лейли (которая до сих пор не поделилась своими спиритическими талантами ни с одной живой душой), а потому все происходившее далее было для Алисы и Оливера полной тайной – как бы напряженно они ни прислушивались к звукам в коридоре.
К несчастью, единственные звуки в этот момент издавал бесплотный мертвец. Все, что оставалось Лейли, – стараться не взвыть в голос. Мама загнала ее в угол и принялась визжать и верещать по поводу грязной одежды дочери.
С этим упреком трудно было поспорить.
Все трое детей были перепачканы с головы до ног. Не только потому, что ночь напролет отмывали трупы – сон в снегу тоже сделал свое дело. Алиса и Оливер как следует извозились в слякоти, а Лейли – об этом она в ту минуту еще не знала – вдобавок уснула на крошечном семействе пауков, чьи сломанные лапки до сих пор прилипали к ее ресницам. Возможно, была своеобразная удача в том, что Лейли не успела пригласить гостей в дом или предложить им завтрак: Алиса, которая прямо сейчас выковыряла из уха чей-то синюшный ноготь, точно украсила бы ее кухню высокохудожественными разводами рвоты.
Но и Алиса, и Оливер были слишком измучены и напуганы, чтобы продолжать преследование. Оливер даже думать не мог о том, чтобы сломать еще одно окно или вновь применить к Лейли чары убеждения. Убитый горем, он совершенно сдался, сполз по двери и тяжко замолчал, лишь изредка бросая на Алису удрученные взгляды. Озвучивать свои страхи никто не решался. Нет, им неоткуда было узнать, как ужасно чувствует себя Лейли и каким пыткам подвергает ее сейчас мама.
– Грязная, вонючая, бестолковая девчонка…
Лейли зажала уши руками.
– Пальцы в волдырях, на кожу без слез не взглянешь…
Лейли зажмурилась.
– Разве такому я тебя учила? Живешь как свинья, от вони не продохнуть…
Алисе удалось заглянуть в щелочку между занавесками, но сведенные брови и поджатые губы Лейли можно было трактовать как угодно. Алиса, эта нежная душа, уже начала думать, не заключается ли проблема в них с Оливером…
– Припрягла каких-то проходимцев, даже с работой своей справиться не способна!
…но, хотя они составляли очень малую причину страданий Лейли, они являлись огромной частью их разрешения. Если бы они только знали, насколько огромной!
Обычно Лейли лучше справлялась с мамиными истериками. Терпеливее сносила вспышки ее злости, унизительные колкости и обвинения в некомпетентности. Но к нынешнему моменту она толком не спала вот уже тридцать шесть часов и начала буквально разваливаться изнутри. Тело ее было измучено, разум сломлен, и даже дух стал разрушаться. Да, Лейли Лейла Фенжун была сильнее многих, мудрее некоторых и абсолютно точно – старше своих лет. Но самые сильные, мудрые и взрослые тоже спотыкаются без поддержки и сочувствия; и пока папа впадал в маразм, а мама не выпадала из него ни на минуту, Лейли – в их отсутствие – все вернее сроднялась с одиночеством. Тьма питала тьму, пока не поглотила любой свет. Девочка даже не могла вспомнить, жила ли когда-то без сломанного сердца.
На горе, она не разглядела никакой ценности в компании своих странных гостей. Лейли могла бы обрести в них друзей – но вместо этого увидела лишь причину для вины и страха, а потому поспешила отвергнуть их без дальнейших раздумий. Так и не проронив ни звука, она поднялась по лестнице, заперлась в уборной, открыла воду и боком повалилась в ванну – где надеялась найти хоть краткий покой. Ей было все равно, что случится с Алисой и Оливером. По правде говоря, в глубине души она надеялась, что они исчезнут до того, как она вернется.
Дорогой читатель! Однажды Лейли будет вспоминать, как обходилась в эти первые дни с Алисой и Оливером, с раскаянием таким глубоким, что оно станет ее постоянным спутником. Но я думаю, она чересчур самокритична. В конце концов, простая и трагичная правда жизни заключается в том, что временами наша черствость к другим – всего лишь отчаянная попытка быть добрее к самим себе. Я твержу ей об этом, даже когда пишу вам сейчас, но она по-прежнему упрямится. Какая важная и раздражающая обязанность – напоминать умным людям, чтобы они не совершали глупейшую на свете ошибку и не ставили на себе крест.