Харитон Богданов, угрюмо сидевший на своем сундучке, вначале молчал, поводил белками из стороны в сторону, потом сплюнул, растер сапогом и сказал:
— Что ты разводишь турусы на колесах? Ты вот скажи лучше, верно или нет, что у вас можно зашибить деньгу?
Зырянов пристально поглядел на Харитона.
— Отдельные наши кадровые рабочие очень хорошо зарабатывают. Но зря деньги нигде не дают. Все дело в старании.
— Насчет старания ты не агитируй. Мы это слыхали. Скажи, какая работа будет?
— Работа у нас всякая, товарищи, — оживляясь, заговорил замполит. — До осени будем строиться, а с осени лес рубить. Вот видите хребет Водораздельный? Туда нужно прокладывать лежневку. Там у нас будет механизированный лесоучасток. Забросим туда новую технику. За одну зиму надо сбрить весь лес с Водораздельного хребта. А сколько там леса, видите? Всю эту массу древесины двинем на стройки, на шахты, на заводы. А потом, может быть, через год, через два, врежемся в дремучие леса за Водораздельным хребтом, а там их — море, зеленый океан, вплоть до самой тундры. Несметные богатства пустим по рекам в промышленные центры Урала, Украины, в Донбасс.
— Начальник, можно тебя спросить?
На Зырянова смотрели маленькие, с хитринкой, глаза щупленького мужичонки, который до этого рассуждал, что вся жизнь лесорубов проходит возле пенька.
— Почему нельзя? Спрашивайте, — сказал замполит.
— А ты, начальник, не заврался?
И глаза-бруснички, вдруг повеселевшие, зашныряли по сторонам, ища сочувствия в толпе рабочих.
— То есть, как это заврался?
— Очень просто. Думаешь, что все тут лопоухие сидят? Думаешь, если люди приехали черт-е знает откуда, так им можно врать не краснея. Только меня, начальник, не обманывай, я сам из здешних мест. Моя фамилия Шишигин. Если бывал за Водораздельным хребтом, то, наверно, слыхал про Шишигинскую заимку, стоит она на реке Глухая Ильва. Ты говоришь, за Водораздельным хребтом окиян леса, и хочешь его плавить на Украину? Ха-ха-ха! А как же ты его будешь плавить? По эту сторону хребта течет только маленькая речушка Ульва, летом ее курица перебегает. Главный-то лес за Водораздельным хребтом, за рекой Глухая Ильва. Это могутная река, течет она подле хребта, а потом сворачивает и уходит куда-то во льды. Глухую Ильву ты через хребет не переманишь. А сам лес через горы не перепрыгнет, не поплывет по Ульве: в ней в сухое лето сохатому негде спрятаться от гнуса.
Зырянов повеселел:
— Эх, Шишигин, отстаете от жизни! Так знайте, что ваша Глухая Ильва последний год течет на север. Скоро мы ее спарим с нашей маленькой Ульвой, и они побегут вместе на юг.
— А горы?
— Горы взорвем!
— Это Водораздельный-то? Чем?
— Найдем чем. Проложим ворота Глухой Ильве через скалы.
— Что-то враньем пахнет!
— Поживете — увидите. Может быть, вы, Шишигин, и вы, все здесь собравшиеся, станете энтузиастами этого большого дела.
Зырянов позвал Богданова к себе в кабинет.
— Садитесь! — показал он ему на диван.
— Я постою. — Харитон привалился плечом к косяку двери. — О чем хочешь со мной разговаривать?
— Хочу поближе познакомиться с вами.
— Что со мной знакомиться?
— Мне только что говорили о ваших организаторских способностях. Может, бригадиром вас назначить? Первое мое впечатление о вас, надо прямо сказать, неважное.
Богданов прошел к дивану, сел, снял шапку, положил на колени.
— А куда бы ты мог поставить меня бригадиром?
— В списке, я вижу, вы записались плотником. Где вы плотничали? Что строили?
— Все приходилось делать: дома, клубы, школы, промышленные здания. Словом, что придется.
— Сам-то сибиряк?
— Нет, российский.
— А как в Сибирь попали?
— Дело прошлое. Зачем тебе об этом знать?
— Интересно все же.
— Не стоит вспоминать о старом — что было, то уплыло, быльем поросло.
— Может быть, из раскулаченных? В каком году уехали в Сибирь?
— Считай: прошло двадцать лет с лишним.
— Как раз в то время кулаки ликвидировались как класс.
— Нет, замполит, я не из кулаков. К этому чертову отродью меня не причисляй. Сызмальства кусок хлеба своим горбом добываю.
— Так что же вас из родных мест погнало в далекий край?
Богданов свел брови к переносью, взял с коленей свою шапку и начал мять в жестких, огрубевших ладонях.
— Что тебе от меня надо? — сказал он с раздражением. — По делу позвал, так говори.