На этом месте Клэр отвлеклась. Ей стало скучно выслушивать рассуждения о проблемах маленькой Тины. И что это такое — шестилетняя ветреница? Вступив в дом после слепящего солнца, она была сразу захвачена его спокойной роскошной атмосферой. Взглянув на нее сбоку, Надя Колбэн внезапно переменила тему, решив, видно, что зашла уж слишком далеко. По некоторым признакам, Тина произвела благоприятное впечатление на свою новую гувернантку, что было тем более хорошо, если она намеревалась удержать девушку на острове.
Клэр, почувствовав вновь, что ее изучают, отвернулась, и на мгновение колебания Нади пропали. Она заговорила с теплотой, даже интимностью в голосе, к чему Клэр опять не была готова.
— Я буду звать вас Клэр, моя милая. Так гораздо легче, чем мисс Кортни. Сына мы не увидим до обеда. У него была мигрень, и даже по отношению к любящей матери он совершенный бирюк. Он рассматривает свое нездоровье как наказание Господне. Но пытаться ему что-либо объяснять — безнадежное предприятие. — Волна материнской любви на ее лице словно бы извиняла раздражительность ее сына. За ее серебристым смехом были глубоко скрываемые чувства.
Серые глаза Клэр впитывали новые впечатления.
— Остаток дня ваш, моя дорогая, делайте, что хотите, плавайте, загорайте, заводите дружбу с Тиной. Если сможете ее найти. Я покажу вам дом и вашу комнату. Вам будет здесь хорошо.
Они прошли по разным помещениям, и Клэр обнаружила, что она привержена традиционной учтивости более, чем подлинному дружелюбию. Наконец, почему она должна так опасаться Нади Колбэн? Эта женщина явно старалась быть приятной. И дом очень приятный, удобный и элегантный. Мебель, покрытая лаком, защищающим от соленого воздуха, повсюду изобилие красивых китайских ширм, столиков, комодов, на полированных полах бесценные старинные ковры из восточных коллекций сэра Чарльза Брокуэя.
В продолговатой прохладной гостиной царили лимонный, бирюзовый и белый цвета, в других же комнатах — блистающие краски южных морей: солнечно-желтый, огненно-оранжевый и сине-зеленый. Все было предназначено для легкой привольной жизни и тропического уединения. Клэр осмотрела мельком четыре комнаты для гостей. Везде, казалось, было изобилие места: спальни, гостиные, комнаты для отдыха, кладовые, хотя ей и не показали кухню и служебные помещения. Жилье для слуг находилось совершенно отдельно от основного здания, соединяясь с ним увитой вьюнками аллеей.
Ее собственная комната словно согрела ее лучом теплого весеннего солнца: бледно-желтая мебель, резные шкафчики, жалюзи на огромных, до пола окнах, стол и вращающиеся стулья дополняли общую цветовую гамму разными оттенками желтого в широкую сине-золотую полоску. В углу стоял превосходный экземпляр китайского лака — высокий шкаф на роскошной резной золоченой подставке.
— Я подумала, вам это может понравиться, — выговорила Надя Колбэн суховато, поглядывая на удивленную и восхищенную Клэр. Была ли это часть коллекции? Несомненно. Надя Колбэн объяснила: — Эта вещь принадлежит Броку. Я думаю, никто не зовет его Адамом. Когда доходит до собирательства, он становится так же необуздан, как его отец. Некоторые вещи у них совершенно исключительные, надо сказать. А это — лишь то, что на поверхности.
Клэр подошла поближе к шкафу и осмотрела его повнимательнее.
— Он восхитителен, правда? Никогда не видела подобного. Я прямо чувствую себя не гувернанткой, а какой-то принцессой.
Надя Колбэн засмеялась, и ее темные глаза заискрились, но и вопрошали тоже.
— Может, и так, моя дорогая, ведь вы не обычная гувернантка. Как-нибудь вы, может быть, расскажете мне, какие причины побудили вас сюда поехать. Убежище своего рода, как я себе представляю. Ну, теперь вы должны меня извинить. Я обычно отдыхаю в это время. Если вы что-нибудь захотите, прохладительного или кофе, позвоните прислуге. Они прекрасно обучены, служат Брокуэям много лет и абсолютно надежны.
Вежливо улыбаясь, окинув взглядом Клэр с головы до ног, она удалилась с явным удовлетворением. Клэр прикрыла дверь и постояла, окидывая взглядом китайскую обстановку Адама Брокуэя и задаваясь невольно вопросом, чего же он хочет при этом от простой гувернантки, помещенной сюда.
Солнце лилось в широко раскрытые окна, и все было напоено тяжелым ароматом белого имбиря. Глаза ее оживали, теряя свою тайную печаль. Она была готова броситься навстречу неизведанному.