Поэтому Жук покорно ждал. Вскоре пришел священник, изложил послушнику его задачу и объяснил, как добраться до жилища богатого господина или волшебника, — скорее всего, это было лишь предполагаемое направление.
В ту ночь юноша так и не уснул, все ворочался на колючем соломенном тюфяке. За час до рассвета его опять навестили, принесли холодную воду, надушили благовониями, одели в походное платье, дали старого мула, вручили обрядовый жезл и свиток, написанный самим Настоятелем. Наконец, ему дали тощую суму со съестным припасами и выпустили за ворота.
Только Драгоценный проснулся в такую рань, чтобы проследить из верхнего окна за отъездом Жука — по причинам, ведомым одному Драгоценному. Силуэт изнеженного юнца, закутанного от шеи до пят в добротную ткань, четко виднелся в окне. Но Жук, обуреваемый тягостными мыслями, его не заметил.
Верхом на муле юноша въехал в утро, не оборачиваясь, но и не глядя вперед…
Уже несколько дней Жук пробирался по лесу. Вначале перемены радовали глаз, но в то же время его пугали громада леса и совершенно незнакомые голоса и запахи. Он ни на миг не забывал, что в чащобе совершенно законно живут хищные звери. До сих пор он никогда не покидал стен храма. И необходимость спать под деревьями переполняла его ужасом. Даже днем сонное ворчание барсука напоминало о демонах, о которых Жук ничего не знал, но воображение рисовало их в самых мрачных красках.
Хуже того, запас провизии вскоре подошел к концу, мул все чаще засыпал на ходу и падал. И ни единой живой души, будь то крестьянин, богатый дворянин или волшебник, не попадалось навстречу.
Что же касается дороги, то на пятый день пути она растаяла в чаще без следа. И вскоре Жук заблудился.
К тому времени, когда он это понял, наступила ночь. Вспомнилась недвусмысленная угроза Настоятеля. Что, если это были не пустые слова? Раздались жуткие завывания диких зверей. Сейчас из чащи непременно выскочит лев и сожрет Жука вместе с мулом, или какое-нибудь дьявольское создание разорвет их на части. От бессилия Жука охватила злость. Он завел мула под защиту зарослей и быстро развел огонь. На ужин юноша погрыз ногти, потом сидел и размышлял. Наконец ему показалось, что он заснул.
Но вскоре страшные звуки заставили его очнуться.
Кто-то подкрадывался к нему среди папоротников. Но раздававшиеся при этом звуки был слишком слабы, чтобы предвещать ужасную смерть, хотя… это могла быть и ядовитая змея. Жук вскочил на ноги и увидел подбирающегося к огню большого зайца с черной бархатной шкуркой. Вокруг его шеи поблескивал золотой ошейник, а на длинных ушах висело по серебряному крестику.
Пока Жук следил за зайцем, тот коснулся ушами земли в вежливом поклоне. А затем повернулся и потихоньку двинулся обратно.
Юноша разрывался между страхом и любопытством, вдобавок ему казалось, что он еще спит. Но все же его подмывало последовать за зайцем.
Зверек при этом не выказывал никакого страха. Он легко скакал впереди и вскоре двинулся вверх по склону в рощу грецких орехов. Сквозь нее просвечивал лунный свет, отчего все зреющие плоды казались жемчужинами.
Где-то среди деревьев заяц пропал. Но в тот же миг Жук увидел слабый свет. Он пошел вперед. Вскоре роща поредела, и юноша оказался перед скромным старым зданием; из окон лилось мягкое сияние. Перед домом был разбит сад, благоухающий ночным ароматом жасмина. Среди виноградных лоз оказался маленький фонтан, вода устремлялась вверх серебряными нитями. Вблизи, на грубом столе, Жук увидел церковный кувшин, хлеб, яблоки и сыр на деревянной тарелке. Эта картина пробудила в нем ужасный голод. Но тут Жук заметил хозяев дома, отдыхавших там же, у стены. С тех пор, как мальчику исполнилось девять лет, никто не проявлял к нему отеческих чувств, и он давно отучился доверять людям. Поэтому Жук предусмотрительно затаился за купой деревьев. Как раз в этот момент Луна, не столь осторожная, как юноша, выплыла на открытое место, и ее перламутровый свет смешался с лимонным, исходящим от старого дома.
И тогда Жуку удалось как следует разглядеть его обитателей, и это зрелище породило в нем зависть. Перед ним оказалась молодая и исключительно красивая пара, ее не портили даже бедняцкие домотканые одежды, украшенные лишь виноградными листьями.
Черные длинные волосы красавицы напоминали смолу или водную гладь в ночи. Ее глаза даже в сумраке ярко синели, как незабудки. Поглядев в них, Жук зажмурился. Рядом с девушкой полулежал молодой человек, его глаза и волосы казались светлее сияния лампы. Он держал удивительной формы лиру, выглядевшую совсем не пригодной для игры; тем не менее он извлекал из струн ласковую мелодию. Затылок девушки лежал на его руке, и все, что шептал ей молодой человек, Жук прекрасно слышал:
Пропев куплет, светловолосый юноша посмотрел в сторону Жука и, казалось, подмигнул. Это неприятно удивило пришельца, ведь он был уверен, что спрятался надежно. Никто не смог бы его найти. Конечно же, он просто ошибся, никто ему не подмигивал, потому что юноша сказал подруге:
— Пошли в дом, оставим ночь снаружи творить все, что ей вздумается.
И при этом красавица, казалось, тоже посмотрела в сторону Жука и обнаружила его в гуще деревьев. Но ведь она не могла его увидеть! Оба поднялись, вошли в дом и плотно затворили дверь. Через минуту лампа погасла.
Жук долго ждал — целое столетие, если учитывать зверский голод, — наконец пробрался на цыпочках в сад и взял немного пищи и глиняный кувшин, вероятно, с вином. В храме юноша питался главным образом тем, что воровал у священников; вот и сейчас кража не вызвала никаких угрызений совести. Пусть эта парочка бедна, у них есть красота и любовь — разве это не сокровища? Сделав несколько глотков, Жук бросил кувшин среди корней деревьев и убежал.
Вероятно, Жуку чисто случайно повезло после стольких лет фатального невезения. Он без труда нашел угасающий костер и старого мула. Уже на месте Жук съел почти все яблоки и сыр на случай, если прекрасная чета пустится в погоню. Но его никто не преследовал. Утром хозяева дома решат, что дикие звери — да хоть тот черный заяц — стащили еду и уронили кувшин.
Ему приснилось, будто над лесом взошло солнце, а пение птиц звучало, словно лира. Перед ним стоял не дряхлый мул, а серебряный конь в шафрановой парче и золоте, с бубенцами и кисточками на сбруе и тяжелыми седельными сумками на крепких боках. Понятное дело, что все это великолепие потрясло Жука. Поднявшись на ноги в хорошем расположении духа, он обнаружил на себе одежду из тяжелого расшитого шелка и такие удобные сапоги, что даже не ощущались на ногах. На пальцах сверкали кольца — они бы ослепили, не происходи это во сне.