— Да напрыгался я уже, — почти зло ответил Сергей. — Какую же мне еще высоту брать?
— Минуточку внимания, — попросил вдруг из-под потолка голос Юрия Ивановича.
Толстячок опять стоял во главе стола с микрофоном в руке. Круглая, лоснящаяся физиономия его раскраснелась и выглядела благодушной.
— Все, надеюсь, сыты, довольны? Никого мы не обидели? Жаркое, я смотрю, плохо едят. Это напрасно. — Сейчас он напоминал эдакого простецкого зав-чем-то-там на дружеском междусобойчике с подчиненными. — Все хорошо? Ну и слава богу! Еще раз скажу: есть, конечно, проблемы, но в целом неплохо живем, не то что раньше.
Жаловаться грех. Но вот ведь как выходит, — лицо толстячка внезапно омрачилось.
— На каждого не угодишь. Всегда выищется кто-нибудь, кому что-то да не так. И ладно бы обидели его или недодали положенного. Тут — по делу. Мы на недостатки глаза не закрываем. Но когда вопреки здравому смыслу, когда и не разберешь, откуда что взялось — тогда огорчительно, друзья мои, очень огорчительно. Я сплетен и интриг не люблю, возню кулуарную ненавижу!
Юрий Иванович возвысил голос.
— Я прямо здесь, перед всеми хочу вопрос поставить, чтоб не было потом разговоров… как обычно в таких случаях. — Коротышка многозначительно откашлялся. — Всем, кажется, ясно, что Единение — не чья-то прихоть, а жизненная необходимость. Воочию убедились. Это, в конце концов, таинство, высочайший духовный акт, возводящий каждого на новую ступень самосознания. А у нас что? Вот вчера Галушкин, как его, Василий Константинович, водки за ужином напился и давай всякие речи произносить. Дескать, зачем нам такое Единение, это не Единение… тьфу! Даже повторять противно. — Юрий Иванович скривился. — Его товарищи стыдят — Вася, как же так можно?! — а он свое. Скажи-ка нам, Василий Константинович, как ты коллег своих величал? Встань и скажи, не стесняйся.
Неподалеку от того места, где сидели Лобанов с Надей, над головами гостей воздвигся высокий, тощий человек — точь-в-точь Кощей Бессмертный — с ожогом родимого пятна на щеке.
— Юрий Иванович, вас же неправильно информировали, — воскликнул он высоким, резким голосом. — Я же совсем в другом смысле!..
— Некрофилами и танатофагами ты их обозвал, вот как! И где только слова такие выкопал? Ай, нехорошо.
— Юрий Иванович! — Голос Кощея стрельнул дискантовой нотой. — Я вас уверяю!..
Позвольте объяснить!..
— Надо же, ничего святого у людей нет, — покачал головой толстячок. — Но — бог с ним. Ты думаешь, Василь Константиныч, мы тебя здесь за глупые речи журим? Да ни в коем случае! С кем не бывает? За слова мы ни к кому не придираемся. Кто-то ошибается, у кого-то мнение особое. Что ж такого? Но мы вот тут проверили, — толстячок, пошарив по карманам, извлек и развернул какую-то бумагу. — Ты ведь, Василь Константиныч, всех нас в заблуждение ввел.
— Я?! Помилуйте?!
— Казнить нельзя помиловать, хе-хе, — развеселился Юрий Иванович. — Как же у тебя совести хватило в анкете написать, что у тебя вторая группа крови? Когда у тебя четвертая… И не возражай. Достоверно установлено.
Кощей плюхнулся на свое место и исчез из глаз Лобанова.
— Что все это значит? — спросил Сергей у Нади. — Они идиоты или притворяются?
— Сейчас увидишь. — Надежда Андреевна оперлась локтями о стол и опустила лицо в ладони.
— Вот ведь что получается, — громыхнул динамиками Юрий Иванович. — Болтовня — шут с ней. Четвертая группа — ай, плохо! — но тоже можно примириться. Но если эта самая группа — раз! (он загнул мизинец на левой руке) ее сокрытие — два! (он загнул безымянный палец) и неуместные разговоры — три! (средний палец тоже изогнулся крючком), то это ведь уже умысел и система, это на многое наводит…
— Юрий Ива… — взвизгнул Кощей с места, но на большее сил у него не хватило.
— Сами видите, каков гусь, — резюмировал Юрий Иванович, обращаясь к залу. — Можно такое оставить без последствий?
Присутствующие откликнулись невнятным гулом.
— Вот и я так считаю. Так что, Василь Константиныч, не обессудь. Во имя Единения и на общее благо. — И деловито распорядился: — Препроводите его.
Слух Лобанова резанул пронзительный вопль. С грохотом повалилось кресло, и Кощей с удивительной резвостью метнулся к дверям. Но на первых же шагах его перехватили будто выросшие из пола крепкие мужики в адидасах и камуфляже.
Странная разномастная команда мгновенно взяла в тиски Кощея, но тот опять преподнес сюрприз. Один из «спортсменов» матюкнулся, попятился, нелепо отставив зад и держась обеими руками за низ живота, а затесавшийся среди «боевиков» тип в клетчатой рубашке и поношенных штанах, свисавших мешочком с тощего зада, вякнул и отскочил, зажимая бровь ладонью, из-под которой тотчас просочилась тонкая алая струйка. Кощей ринулся в образовавшийся проход, и удержать его не успели. Однако он тут же с ходу врезался в широкую грудь военного, вставшего у него на пути.
Лобанов сразу узнал знакомого спецназовца и даже сумел разглядеть на щеке капитана ту же длинную, едва подсохшую царапину, багровевшую от виска до подбородка. «Коммандо» как-то особенно ловко сгреб Кощея, заломив ему руку, развернул к себе спиной и толкнул вперед. Тут подоспели и остальные, мигом завязав «пленного» в узел.
Клетчатый с рассеченной бровью остервенело вцепился в Кощея — а-а, бля, морда гнилокровая! — и со всего маху заехал коленом в склоненное к полу лицо. Раздался чавкающий хруст, из раздробленного Кощеева носа хлынула кровь. Отсеменив назад, клетчатый с разбегу, как заправский футболист, всадил носок ботинка в живот своему обидчику. После этого беглец кулем повис на удерживающих его руках.
Лобанов оторопело огляделся по сторонам и не встретил ни одного прямого взгляда.
Но то, что Сергей прочитал в широко распахнутых Надиных глазах, заставило его подняться с места. «Зря нарываюсь», — мелькнуло в голове, когда он скорым шагом приблизился к месту баталии.
— Хлопцы, зачем сразу фэйс об тэйбл? — сказал Лобанов без вызова, но твердо. — Пустите-ка его. Глянуть надо, может что серьезное.
«Хлопцы» замерли, уставившись на непрошеного защитника. На их лицах проступила растерянность. Но тут вперед высунулся клетчатый.
— Ты че встреваешь, ты кто такой?
Лобанов смерил его оценивающим взглядом:
— Конь в пальто… Не с тобой разговариваю. — И обратился к спецназовцу: — Капитан, ты что? Это же не «дух» с автоматом. Нашел с кем воевать! — И повторил:
— Давай глянем, может врача ему нужно.
Капитан моргнул, будто спросонья, и выпустил локоть Кощея. Со словами:
«Давайте, мужики, по-людски», — Сергей сделал шаг вперед.
Качок в спортивном костюме нанес неожиданный удар без размаха, точно и рассчитанно. Если бы Лобанов в последний момент не перехватил летящий ему в голову кулак, голове его пришлось бы худо. Но прием Сергею до конца не удался, качок «соскользнул». (Черт, столько лет без тренировок!) И тут же перед самой Сергеевой физиономией просвистел шипастый кроссовок. Кик-боксер! А если капитан еще сбоку врежет… Кранты! Забьют толпой.
Но капитан Лобанову не врезал. Команда эта вообще вела себя по отношению к Сергею как-то странно, словно робела или ждала отдельного «фас!». Зато опять петушком наскочил спец по кик-боксингу. На этот раз уклониться как следует не удалось, левая скула Сергея взорвалась болью.
Сволочь! Щенок! А, будь что будет… Лобанов отмахнулся неловко, «по-мужичьи». (Эх, пальцы разобью!) Но он неожиданно попал и ничего себе не разбил. И еще как попал! Качка будто сшибло грузовиком. Он врезался спиной в стоящих позади соратников и, опрокинув нескольких, исчез из поля зрения. (Вот это да! Он что, внутри пустой?) Но то ли «бойцы» наконец ополчились всерьез, то ли прозвучало откуда-то неслышно то самое «фас». Лобанов увидел наступающих на него крепких мужиков. При этом камуфляжные как-то стушевались, оставшись позади, а перед Сергеем замелькали квадратные лица и волчьи прически тех, кого друг Леха величал «мордоворотами». И было их больше десятка, слетелись отовсюду, как мухи на падаль.