— То, что ты развязана, не поможет, — сказал мальчик. — Мы все еще взаперти.
— Ненадолго, приятель, — пробормотала она. — Кстати, как тебя зовут?
— Лахлан. А ты слишком самоуверенная и много ругаешься матом.
— Я планирую прекратить. — Она поморщилась от его недоверчивого взгляда. — Серьезно. — А придуркам, схватившим ее, не поздоровится за то, что испортили эти чертовски благие намерения.
— Дедушка говорит, что люди матерятся только потому, что у них ограниченный словарный запас.
— В любых трудных, экстремальных, отчаянных обстоятельствах смачное ругательство дает такое облегчение, какое недоступно даже молящемуся, — рассеянно сказала она.
— Что?
— Марк Твен. — «Итак, они забрали все из ее карманов или только кошелек?» — Конечно, по сравнению с Киплингом, он слабак.
Мальчик улыбнулся:
— Я знаю. Думаю, ты понравишься моему дедушке. Мне ты уже нравишься. — Он выглядел застенчивым, как маленький ребенок, у Вики защемило в груди. «Как он мог терпеть все это и оставаться таким милым?»
Девушка прочистила горло:
— Ну, эм, хорошо. — «Карта… карта». Она прощупала свои карманы, чувствуя что-то жесткое в одном из них, и ее захлестнула радость. — Смотри. — Она вытащила проездной билет из кармана.
Лахлан вытянул шею, сосредоточившись на маленькой коричневой карте:
— Вики? Городской транспорт — это хорошо, но я не думаю, что автобус останавливается в этой клетке.
Вики рассмеялась:
— Смотри и учись, юный Скайуокер. — Она аккуратно разорвала карточку на узкие полоски, а затем сложила в форме буквы «М».
— Оригами? — усомнился Лахлан, — Моему деду это может понравиться. Он любит странные вещи. О, я скучаю по нему. — Его голос был настолько тихим, что она почти не слышала его.
— Как дедуля относится к отмычкам? — Вик завернула плотную бумагу вокруг одной части кодового замка, двигая ей и пропихивая нижнюю часть «M» в расщелину, пока не услышала щелчок.
— «Да пребудет с нами Сила». — Она рывком открыла замок.
— Охренеть!
— Не ругайся, — сказала Вики чопорно и толкнула дверь клетки. — Пойдем.
Когда юноша попытался встать, у него подкосились ноги, отчего он снова упал на пол. Он боролся за каждый вдох, как выброшенная на берег рыба. Черт, мальчик был настолько тощим, что она могла видеть рывки его грудной клетки с каждым ударом сердца. Эти ублюдки чуть не убили его.
— Малыш. Уходим. Еще одно промедление и у тебя может случиться сердечный приступ.
— Я не останусь здесь, — он стиснул зубы. Юноша цеплялся пальцами за проволоку, пытаясь подтащиться свое тело к выходу хотя бы на фут (прим.: около 30 см). Его решимость потрясала, внушая благоговейный ужас. — Даже если Свэйн не сделает этого, я в любом случае умру.
— Какого черта это значит? Нет, не говори мне. Просто заткнись. — Она схватила его за руки и выволокла, морщась, когда ободрала свою тонкую кожу об проволочный пол.
Неуклюже двигаясь, Вики схватила юношу и взвалила себе на плечи. Кожа да кости, да, но весил он целую тонну, когда она выпрямилась. Боль ножом прошла сквозь ее колено, а голова пульсировала достаточно сильно, чтобы разнести вдребезги ее череп.
Мальчик не двигался. «Она убила его?» Нет, как только звон в ушах утих, она услышала, как он хрипит, вдыхая воздух. Это звучало жутко.
«Но эй, она не хотела умирать в клетке».
Лестница казалась кошмаром, даже несмотря на то, что она опиралась рукой на перила, чтобы не подвернуть колено и держаться устойчивее.
— Для кого-то такого тощего ты слишком тяжелый.
— Прости. Я здесь пытался похудеть для тебя.
Девушка усмехнулась. Умник — шутил, даже когда был до смерти напуган, напоминая Вики ее саму. Она взглянула на заднюю дверь, а затем, прихрамывая, вышла. Ее колено не будет долго мириться с подобным наплевательским отношением.
Уличные фонари впереди разливали круги света на темной, мокрой улице. Моросящий осенний дождь был прекрасен, смывая пот с лица. «Что теперь? Угнать машину?» Но в этом проклятом шикарном районе не было ни одного автомобиля на улице. Все заперты в своих буржуйских гаражах на две машины.
— Самое время вызвать полицию, — сказала она себе под нос.
Лахлан дернулся, чуть не свалившись с ее плеч:
— Не делай этого! — Она восстановила равновесие, приглушая стон, когда его бедро впилось в ее изорванное плечо.
— Я не могу пойти в больницу, — отчаянно сказал Лахлан. — Мне… нельзя. Я трансформируюсь, когда мне больно. Я такой неудачник, — прошептал он с отвращением к себе, чем вызвал у Вики сочувствие. Да, она всегда также себя чувствовала в детстве, делая что-то глупое, как тогда, когда использовала свою левую руку, чтобы передать еду иранскому министру (прим.: по исламским традициям, еду и питье надо брать непременно правой рукой). Отец тогда побагровел.