Игорь и Томилин напряжённо слушали.
- Где письмо? - деловито спросил наконец Игорь.
- У меня, конечно.
Виталий достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок.
Игорь прочёл и молча передал письмо Томилину, затем, что-то обдумывая про себя, закурил, громко щёлкнув крышечкой зажигалки, и раскрыл лежавшую на столе папку. Оттуда он вынул небольшой клочок бумаги, внимательно разглядел его и сунул обратно.
Тем временем Томилин прочёл письмо и, возвращая его Виталию, спросил:
- Что же ты про это думаешь?
Тот сделал выразительный жест рукой.
- Угроза убийства. Не видишь?
В тоне Виталия чувствовалось скрытое раздражение. Он как будто и сам был не рад своему открытию.
- Я все-таки предлагаю, - недовольно произнёс Виталий, - возобновить официальное следствие по делу.
- Снова поверил в убийство? - испытующе поглядел на него Томилин, и на длинном, пасмурном лице его мелькнула усмешка. - А у нас тут до тебя Мацулевич был. Слыхал про такого?
- Ну да? - насторожился Виталий. - И что говорил?
- Говорил, что не верит в акт ревизии. В Москву летит хлопотать. И ещё, что Лучинин вполне мог из-за этого с собой покончить. Он его, оказывается, хорошо знал.
- Но он не знал про письмо! - досадливо воскликнул Виталий. - И мы не знали. У вас, кстати, есть опытные патологоанатомы?
- Опытные и давали заключение.
- Самые опытные?
- Ну, самый опытный - это профессор Очаков Иван Фёдорович, из медицинского института. Но он в отпуске, на море отдыхает, в Прибалтике, кажется.
- Вот бы его и вызвали.
- Скажешь, - усмехнулся Томилин. - Ему, брат, семьдесят три года. Кто его будет вызывать?
Предложение возобновить официальное следствие по делу Лучинина возникло у Виталия, когда он шёл в горотдел. Мысль эта вначале была предположительная, в форме «а что, если?..», «хорошо бы…». Но в ходе спора с Томилиным, как часто бывает с горячими, увлекающимися людьми, Виталий все больше утверждался в своей мысли, и сейчас ему уже казалось, что это самая необходимая и безотлагательная мера.
- Следователь прокуратуры такого постановления не вынесет, - покачал головой Томилин. - Я-то его знаю.
- Ну, это мы ещё посмотрим, - упорствовал Виталий. - Вы считаете дело законченным. Но разве тебе самому сейчас не стало ясно, что все надо проверить? Все!
- Мне другое неясно.
- А тут, значит, все ясно?
- А тут ясно, - угрюмо отрезал Томилин.
- Так. Хорошо, - процедил Виталий, снова закуривая погасшую трубку. - Ну, а что тебе неясно?
- Мне неясно, что случилось с Булавкиным. Почему он скрылся и ещё машину угнал.
- Машину? - недоверчиво переспросил Виталий. - Между прочим, мне Лучинина про него сказала так: «Гадкий человек, неискренний».
- Булавкин? - неожиданно произнёс Откаленко, словно очнувшись от раздумий, и в голосе его прозвучала какая-то странная нота, заставившая Виталия насторожиться. - Да, этот узелок затягивается все туже.
- И он прямо связан с делом Лучинина. С нераскрытым делом! - все ещё не остыв от спора, воскликнул Виталий.
Откаленко загадочно усмехнулся.
- Пока что я предлагаю провести одну экспертизу.
- Какую ещё? - раздражённо спросил Виталий.
- Почерковедческую.
- Это зачем?
- А вот зачем, - Игорь протянул руку. - Дай-ка то письмо.
Он взял у Виталия письмо, потом достал из папки клочок бумаги, который только что рассматривал, и, подойдя к столу, положил его рядом с письмом, бережно разгладив по углам.
- Ну-ка, товарищи, взгляните, - предложил он. - Кое-что, по-моему, тут и без эксперта ясно.
Виталий первым подскочил к столу, за ним приблизился и Томилин.
Некоторое время оба молча и внимательно вглядывались в разложенные перед ними бумаги. Наконец Виталий озадаченно произнёс, покусывая губы:
- М-да… Открытие, я вам доложу…
На столе перед ними лежали анонимное письмо и записка, полученная вчера вечером от Булавкина.
Сомнений не было: и то и другое было написано одной рукой.
Глава IV
СУХАЯ МАТЕМАТИКА ЖИЗНИ
- Меня интересуют материалы в прокуратуре, - сказал Виталий. - В частности, акт ревизии. Что они там понаписали, хотел бы я знать.
- Будь здоров, какой акт, - ответил Томилин. - Завтра тебе Роговицын первым делом его раскроет.
- Я так полагаю, - сказал Игорь. - Версия о самоубийстве не снимается в любом случае, верен акт ревизии или не верен, то есть действительно Лучинин совершил преступление или его оклеветали. Согласен?
Виталий вздохнул.