Последние слова прозвучали, пожалуй, не вполне искренне.
«Вот тебе и раз, - удивлённо подумал Игорь. - Кто же это такой Слава Небогов?»
Утро застало Виталия за городом, на раскалённом, обдуваемом ветром Свирском шоссе.
Серая и узкая асфальтовая лента, на которой, словно лишаи, проступали то тут, то там зернистые и неровные круги булыжника, вилась среди бесконечных полей, где волновалось под порывами ветра золотистое море ржи или вдруг изумрудным пушистым ковром расстилались посевы овса и гречихи. Дорога то неутомимо взбиралась вверх, то вдруг долго шла под уклон, на миг ныряя в прохладную тень перелесков и снова окунаясь в душный жар полей.
Изредка в сторону от шоссе уползали в поле пыльные просёлки.
Тогда Виталий приказывал остановить машину, выбирался из неё на дорогу вместе со строгим, подтянутым старшиной милиции Иваном Угловым, участковым инспектором всего этого бескрайнего района, знавшего тут не то что каждую деревню, а каждое дерево и выбоину на дороге.
- Река сейчас будет, - сказал Углов со вздохом. - Бугра.
Машина взбиралась тяжело, с глухими перебоями, рыча на второй передаче. А когда наконец она очутилась на самом гребне и шоссе стало падать вниз, Виталий даже охнул от восхищения.
Внизу тихо катилась среди кустов, жёлтых отмелей и серебристых ив неширокая, заросшая местами камышом и лилиями красавица река, нежно переливаясь на солнце бело-синими перламутровыми волнами. На другой её стороне леса уходили до самого горизонта, пенясь и клубясь, как море, всеми оттенками зеленого цвета: от ярко-изумрудных, весёлых молодых берёз до тёмных, почти чёрных крон елей. А к обрывистому берегу, подступали стройные золотисто-бронзовые сосны, словно передовые шеренги воинов в боевых рыцарских доспехах и зелёных шишках на голове.
Серая лента дороги торопливо сбегала к реке и, словно умиротворённая, сворачивала вдоль высокого берега, ровно стелясь по зеленому лугу.
- Ну, братцы, и красота же у вас тут, - зачарованно произнёс Виталий.
Через некоторое время внизу, у самой реки, неожиданно возникла среди кустов и деревьев небольшая поляна. На ней ярко пылал костёр, возле которого суетились туристы.
Когда они с Угловым добрались до поляны, туристы уже весело рассаживались вокруг самодельного стола.
- Смотрите, смотрите! К нам гости! - воскликнула одна из женщин.
Все обернулись в их сторону.
- Хлеб да соль, товарищи, - сказал Виталий, подходя к столу. - Извините, что потревожили. Но два дня назад часов в одиннадцать или двенадцать вечера мимо вас по шоссе должна была проехать машина - зеленый газик. Случайно не заметили?
- А я про газик слышал! - азартно заявил старший из мальчиков. - Витька из деревни говорил!
Виталий насторожился.
- Какой деревни?
- А мы с папой вчера на попутке в деревню ездили. За молоком.
- Пожарово, - сказал Углов. - Семь километров отсюда.
- И что этот Витька тебе сказал? - снова спросил мальчика Виталий.
Но тот неожиданно смутился и, опустив голову, пробормотал:
- Он не велел говорить…
- Ну, Алик, - обеспокоенно произнёс мужчина в очках. - Ты меня прости, но вопрос важный. Это ведь товарищи из милиции. Мне за тебя стыдно, ты меня прости.
Мальчик поднял пылающее лицо.
- Папа, я же дал слово!
Загорелый именинник спросил у другого мальчика:
- Юрик, ты тоже дал слово?
- Не, - безмятежно ответил тот, блестя плутовскими глазами. - У меня его никто не просил.
- А про «газик» слышал?
- Конечно. Я все слышу. Чего надо и чего не надо, - он озорно покосился на сидевшую рядом мать.
- Ну и что за «газик»? - пряча улыбку, продолжал допытываться отец.
- Ребята из деревни его в лесу нашли. Ну и сговорились пока не рассказывать. Испугались чего-то.
- А чего?
- Даже нам не сказали. Скрытничают.
- Знаю я этих молодцов, - встревоженно сказал Углов. - И Витьку того знаю. Ведеркова Георгия Семёновича сын.
- Надо ехать, - сказал Виталий, поднимаясь, и стал прощаться.
За ним тут же поднялся и Углов.
Мужчины и мальчики гурьбой пошли провожать их до шоссе.
…Было уже совсем темно, когда смертельно усталый и голодный Виталий, весь перепачканный в земле, в измятых брюках, с зелёными пятнами на коленях от ползанья по траве и порванной где-то рубашке, позвонил из деревенской почты в город, Откаленко.
Перед этим он долго и нетерпеливо крутил ручку телефона, косясь на висевшие тут же, на бревенчатой, потемневшей от времени стене, старую карту полушарий с оборванными краями и плакат: «Выявляйте колорадского жука!»