Он в этот момент задумался совсем над другим обстоятельством. Не помешают ли дружинники намеченной операции? Если Сердюк придет сам, то ничего. Его немедленно узнают и возьмут тут же. Но если он пришлет кого-то? Присутствие в магазине дружинников может насторожить этого человека, отпугнуть. Но с другой стороны, продавец сам по себе может представить оперативный интерес.
- Вы что-нибудь знаете об этом Моткове? - спросил он.
- Конечно. Во-первых, у него машина. Это при его-то зарплате! Потом знакомства. Выпивает часто. На деньги играет, в домино, например.
- Дома у него были?
- Мы группа оперативная, - весело подмигнул паренек. - А тот двор у нас вообще на учете.
- Что же это за двор?
Паренек назвал адрес, и Виталий невольно насторожился: в том дворе жил и Васька; кроме того, тех «доминошников» он уже успел узнать. Виталий вспомнил полутемный двор, свою драку там… Может быть, среди напавших на него парней был и этот Мотков?
- Вот что, - решил он наконец, - к вам пока одна-единственная просьба: не поднимайте шума в магазине до нашего сигнала. Ладно?
- Ладно, - и, поколебавшись, паренек спросил деланно-безразличным тоном: - А вы тут тоже на операции?
- Да нет, случайно зашел, - улыбнулся Виталий.
С этого момента Мотков был взят под двойное наблюдение. Но он даже не приближался к деревянному ящику на стене.
А на следующее утро, когда Виталий вместе с первыми покупателями зашел в магазин, обнаружилось, что записка исчезла.
Утром Павел Иванович, как всегда, долго фыркал в ванной, потом из спальни донеслось ровное гуденье электробритвы, и, наконец, он появился на кухне, свежий, пахнущий одеколоном. И все же Татьяна Спиридоновна безошибочно угадала, что муж не в духе. Да, собственно говоря, это можно было не угадывать, а заранее предположить: ночной их спор ничем не кончился.
Поэтому, как только Павел Иванович принялся за завтрак, она без колебаний возобновила этот разговор: он касался слишком важного вопроса, чтобы Павел Иванович принял решение по нему самостоятельно.
- Павлуша, я, конечно, не вмешиваюсь в твои дела, - как обычно, начала Татьяна Спиридоновна. - Но я тоже имею мнение. Я ему не верю! Вот на столько не верю! - она большим пальцем отмерила на мизинце ничтожную дольку. - Платить такие деньги!
- Если вещь подлинная, она стоит любых денег, мой друг, - веско возразил Павел Иванович, аккуратно выгребая ложечкой прилипший к стенкам яичной скорлупы белок.
- Все равно, он обманщик, обманщик, обманщик… Я всю жизнь это буду повторять. Помяни мое слово, ты горько пожалеешь.
Павел Иванович нахмурился. В глубине души он был суеверен и боялся «накаркивания» жены. Поэтому он поспешил быстрее закончить завтрак и на прощанье буркнул:
- Успокойся, мой друг. Я ничего без тебя не решу. Время терпит пока.
До обеда он заставил себя пробыть в магазине: накопились дела. Обед в «Арагви» прошел весьма удачно. Павел Иванович добился партии очень ходового «левого» товара на весьма выгодных условиях. К концу обеда настроение поднялось. Все было бы превосходно, если бы не мысль о проклятом портсигаре из музея. И еще записка, которая со вчерашнего дня жгла ему руки.
Тем не менее на свидание с Сердюком он отправился только под вечер, когда стало темнеть.
И вот они снова сидели друг против друга в маленькой полутемной комнате за шатким столиком. Павел Иванович уж передал Сердюку купленные для него продукты и водку. «Много тянет в одиночку, - удовлетворенно отметил он про себя, скосив глаза на груду пустых бутылок в углу. - Авось упьется».
Сердюк тем временем прочел записку, подумал и молча сунул ее в карман.
Оба делали вид, что не торопятся начинать разговор о главном, хотя обоих разбирало нетерпение.
Наконец Сердюк сказал:
- Завтра увижусь с дружком - и адью, Москва! Вам мое предложение, как видно, не подходит?
- Я был в музее, мой друг, - примирительным тоном сообщил Павел Иванович.
Сердюк насторожился.
- Так, так. Ну и что?
- Там есть одна девочка. Только она может определить, тот ли у вас портсигар.
- Ну и что? - уже враждебно повторил Сердюк.
- Надо придумать, как ей его показать.
- Знаете, мой друг, - издевательски произнес Сердюк, наливаясь злостью, - над этим ломайте голову сами. Она у вас вон какая большая.
Но Павел Иванович оставался невозмутимо спокоен: игра шла по-крупному.
- Я надеялся, что мы подумаем вместе, - сказал он. - Дело-то общее, и интерес тоже.