Разумеется, стоимость строительства намного превышала его финансовые возможности. И если бы не подключились Бетти и бабуля Лотхен, Хаупта неизбежно ждал бы крах. А когда они въезжали в новый дом, пришлось пригласить Бетти. Шарлотта вдруг не захотела переселяться.
Она заказала для себя рояль. Ей было безразлично, кто его оплатит, и, действительно, Бетти помогла и на этот раз. Шарлотта не касалась клавиш уже несколько лет, и теперь ей пришлось все начинать сначала. Но она занималась ожесточенно, неумолимо работала над собой, упражнялась каждый день по четыре-пять часов.
Бетти понимала, почему Шарлотта удрала тогда и почему она не хотела переселяться в новый дом. Но сказала Шарлотте:
— Другого такого мужа тебе не найти. И ведь ты его любишь.
Эта была правда. Иногда вечерами они сидели, крепко обнявшись, словно хотели защитить друг друга от остального мира. Он терпел ее растущую с годами неряшливость. Если она убирала в доме, то словно повинуясь порыву, словно пытаясь компенсировать свое равнодушие к этому жилищу. Эразмус Хаупт смеялся, а потом нанял фрау Байсер. Если согласиться с тем, что в нем действительно временами бывало что-то пугающее, так в этом была и своя положительная сторона, и это не так уж и плохо. Бывало, он пугал тех, кого следовало: местного группенляйтера, Вайдена, даже Мундт временами чувствовал себя не очень уверенно.
— Чем еще можно бороться с ними, если не разумом и ясностью, — говорил Эразмус Хаупт.
Он без конца подновлял что-то в доме. Ему уже повсюду чудился упадок. Счета от мастеров были громадны. Иной раз Шарлотта отказывала мастерам, ему же говорила, что ремонт был сделан утром, пока он был в школе. Кое-кто из мастеров не присылал ему счета за те пустяки, из-за которых он их приглашал. Эразмуса Хаупта любили. Тем не менее он перестал ходить по главной улице, предпочитал окольные пути. С другой стороны, он не пропускал ни одного политического собрания и не видел никакого противоречия в том, что при этом внушал Шарлотте, как несовременны нацисты со своей тягой к иррациональному, как старомодны и как безобидны.
Когда Шарлотте это надоедало, она уезжала. Ей нацисты тоже были отвратительны, но в восприятии нацизма Эразмусом Хауптом было что-то бредовое. К сожалению, и это был неопровержимый факт, действительность перекрывала этот бред.
Шарлотта сильно изменилась. Она много смеялась и при этом все больше походила на отца, который научился как-то особенно смеяться во время службы в армии. Она переняла многие его замашки, особенно заметно это было, когда она уезжала из дому. Она тратила слишком много денег, и бабуле Лотхен приходилось то и дело подключаться к оплате ее долгов. Сестры, и прежде всего Вики, теперь не постеснялись бы пригласить ее в любой берлинский салон. И, только когда говорил Эразмус Хаупт, она умолкала.
Между тем на политических собраниях он стал тем незаменимым зачинателем дискуссий, выступления которого все ждут, по поводу которого сокрушаются, над которым смеются, который не дает сбить себя с толку и, не обращая внимания на смех и выкрики, спокойно говорит на свою тему, всегда не имеющую никакого отношения к собранию. Нацисты давно уже не принимали его всерьез.
В конце тридцать второго года он напечатал листовки и дал ученикам задание разнести их по почтовым ящикам. «Мир сходит с ума. Сохраняйте разум, будьте начеку». Советник по вопросам среднего образования Центнер вызвал его в Трир.
— А вы разве не видите, что происходит? — воскликнул Эразмус Хаупт. — Неужели у вас еще ничего но началось? У меня они уже используют в своих целях учеников. Особенно один мальчишка отличился, Альберт Шлее, они попросту приставили его ко мне. Я не могу шагу шагнуть, он везде ходит за мной по пятам. Они думают, что я ничего не замечаю. Но они ошибаются.
Еще до того как советник Центнер передал свой доклад по инстанции, наступило тридцатое января 1933 года, появилось много гораздо более важных и срочных дел, и когда спустя более полугода советнику Центнеру снова попался на глаза тот доклад и он из предусмотрительности позвонил директору Георги, то получил ответ, что заместитель директора Хаупт успокоился. Он производит впечатление бодрого и уравновешенного человека — во всяком случае, в настоящий момент к нему нет никаких претензий. Советник Центнер вложил свой доклад в папку с личным делом Эразмуса Хаупта.