Приподняв брови, Патрикеев слушал с явным неудовольствием, словно Федька рассказывала ему неприличные небылицы, которыми честному человеку и заниматься негоже. Казалось, отошлёт он её сейчас от себя движением руки или незначащим словом, а он заметил словно бы между прочим, когда Федька кончила:
— Шафран-то и ходил к ним вынимать эту яловую полукожу. Будто бы краденую. С понятыми. А как взошли на двор, так Шафран... он знал, где краденое искать. Сразу и отыскалось.
Сказал и продолжал глядеть безмятежным взглядом, будто и не говорил ничего. Федька поклонилась, понимая, что больше ничего не добьёшься.
— Про польское письмо забудь, — обронил он ей в спину.
Вернувшись в приказные сени, Федька снова достала столбец, который содержал подробности Елчигинских злоключений, и задумалась. Что Елчигины — отец и мать Вешняка — попали в дурную переделку, это можно было догадаться и без пояснений дьяка. Патрикеев только то сказал нового, что надежды на справедливость мало. Если воевода в этом деле замешан. Или, что скорее всего, имея на то известные ему основания, снисходительно смотрит на корыстные шалости Шафрана. И с наскоку тут, судя по всему, ничего не возьмёшь.
Понемногу появлялись подьячие, комната полнилась разговорами, кто-то с отрыжкой зевал, потягивался, кто-то сыто икал и громко, нарочито тужась, под одобрительные смешки товарищей, пускал ветры. Горячим шёпотом переговаривались с нужными людьми челобитчики. Толпились вызванные по служебной надобности казаки — то ли в посылку, то ли в караул наряженные, ждали воеводу. Испуганно гоготал гусь — большая птица шумно хлопала крыльями, освежая спёртый уже воздух, но гуся гнали из сеней в шею вместе с хозяином. И все голоса внезапно смолкли, не слышно стало гуся, подьячие дружно поднялись — не глядя по сторонам, прошёл воевода.
Глава одиннадцатая
ернила переливчатым тёмным студнем отсвечивали у горла — полный горшок, хватит, чтобы утопить в нём самого разговорчивого колдуна. Запас перьев очиненных и не очиненных, бумага, остро заточенный нож. Федька рылась в сундуке и потом занудно просила что-то у соседа, старого медлительного подьячего, который это что-то, вероятно, дал.
С занятыми руками она толкнула дверь в караульную комнату. Здесь было просторно и пахло гарью. Привольно расположившись по скамьям, сторожа толковали что-то своё бесчувственными, обыденными голосами. На бесноватую в углу караульни обращали они внимания не больше, чем на заделанную в стену лавку, на которой женщина и сидела, подобрав беспокойные руки. Молчала кликуша давно, сухие губы спеклись, разжать, разлепить их для слова было ей, наверное, болезненно трудно. Потому, не участвуя в разговоре тюремщиков, она только прислушивалась, окидывала жгучим, но поспешным взором то одного, то другого из мужиков. Ждала как будто, что вот и о ней заговорят, вспомнят; пустяки, которыми заполняли время тюремные сторожа, её не занимали. Горящий, но малоосмысленный взгляд она устремила и на молодого подьячего.
Через караульню Федька прошла в задние сени, забранные по бокам деревянными решётками и открытые солнцу. Сюда из двери в башню пробивалась сизая пелена; когда, зацепив локтем ручку, Федька потянула и эту, последнюю дверь, закашляла в дыму.
— Не закрывай! — поспешно закричали ей снизу. — Пусть протянет.
Внизу у распалённого горна шуровал закованный в железа колодник.
Постояв, сколько можно было терпеть, — глаза щипало, Федька ступила на крутую лестницу, которая спускалась вдоль закоптелой стены в два излома.
Высоко, под пропадающий в поволоке дыма потолок, тянулась перекинутая через крюк верёвка. Достаточно крепкая верёвка, чтобы выдержать подвешенного за вывернутые руки человека. На полу валялись несколько коротких брусьев разного назначения. Поставлен был козёл — скамья, вернее, доска с длинной поперечиной, почернелой и заглаженной по концам, где привязывали руки; за козлом наискось через просторную клеть оставалось довольно места, чтобы откинуть кнут. Самые орудия эти — три кнута — висели на вбитых в стену деревянных колышках, спускались ремёнными косами до полу и там ещё крутились и путались, выбросив острые и тонкие жала.