Он запрокинул голову и прошептал едва повинующимся языком;
— Елки… Светланка… Да что же это?..
— Милый, — шептала она, — милый…
И он с новой силой сжимал ее в объятиях, и все повторялось снова и снова…
На рострах ветер — прямо в лицо, ледяной ветер высоких, зимних широт океана, но уши и щеки Витоса рдеют, а губы дышат жаром небывало счастливых воспоминаний. Тем временем вот уже третий талреп выходит из его рук обновленным, ложится по правую сторону, на расстеленную мешковину. Слева, прямо на палубе, лежит куча ржавых железяк, в сухих охряных пятнах-плевках моря. А справа покоятся три темных, играющих в смазке стальной синевой, совершенно новеньких талрепа. И Витос любуется ими: ишь ты, как будто только со склада.
Неожиданно ветер заходит слева, такой же ровный, напористый ветер, но подозрительно плавно берет он все левее и левее. Витос отрывается от работы и видит, что по курсу теперь уже не чистое море, а лед и берег, похожий на рисунок человеческого мозга — черные скалы со снежными прядями в расщелинах и распадках, берег, который до сих пор скользил по горизонту с правого борта. «Удача» повернула к берегу, на перегруз. Будто подтверждая Витосовы наблюдения, зашипел динамик на мачте, и оттуда послышалось привычное:
— Ффу, фу-у-у, — это Михаил Романович Бек продувал микрофон. Кроме него, никто этого не делает, а говорит сразу: «Вахтенным матросам принять концы с правого борта, заходит на швартовку СРТМ» или «Завмагу звонить по 35». Помполит же непременно сделает продувку и лишь потом объявит:
— Внимание, товарищи! Наша плавбаза подходит к району бухты Угольной на перегруз готовой продукции — пищевого мороженого минтая и кормовой рыбной муки. Это последний перегруз минтаевой путины. Вы хорошо поработали, товарищи. Особенно надо отметить работу морозильных бригад обеих смен, которые регулярно, стабильно давали по полторы, а иногда даже и по две нормы. Трюмы наши полны, и сейчас, товарищи, наша задача — в короткий срок перегрузить продукцию на борт транспорта и снова выйти в район промысла.
Витос уже знал, что помполит нерусский, что правильно его зовут Махмуд Рамазанович, а Михаил Романович — это, так сказать, русский перевод его имени. Помполит, помпа — это тоже неправильно, это придумали для краткости, а правильно должность называется — первый помощник капитана. Об этой морской специальности Витос раньше не слыхал. Когда оформлялся на «Удачу» и Бек подписывал ему бумаги. Витос спросил у отца, а что это такое первый помощник и чем он занимается. «Всем, — сказал тогда отец. — Он за порядком на судне следит, лекции читает… А кое в чем он даже главней капитана, сынок. Сам потом увидишь».
Витос промолчал, хоть и не поверил отцу: как это — главней капитана? Но ему суждено было убедиться в этом, и довольно скоро.
В обед «Удача» стала на якорь во льду бухты Угольной, и тут же к ней пришвартовался транспорт «Посейдон», здоровенный пятитрюмный рефрижератор. Пришел он в экспедицию почему-то порожняком, хотя весь флот ждал его с нетерпением, надеясь на свежие овощи: даже на базе давно уже перешли на квашеную капусту и сушеную картошку. Витос всегда подолгу молча вылавливал и выбрасывал из борща сомнительные темные лапшины, безвкусные и скользкие от полу-окислившегося крахмала, — но думал, что это свекла, которую он не любил с детства. Матросы уныло матерились и ворчали за обедом.
— Да в Приморье нынче вообще картошка не уродилась, — подал голос отец. — Мы ж в августе выходили, уже ясно было.
«Он для меня это всегда говорит», — успел подумать Витос. И тут на отца набросились со всех сторон:
— А ты думаешь, они там на берегу сухую жрут?
— Как бы не так!
— Да вот мне сеструха с Сахалина письмо прислала, она там секретаршей в райкоме работает, пишет, что у них триста тысяч тонн картошки гниет на складах, девать некуда, в Европу ж ее не повезешь. А ваши, приморские, пишет, отказалась покупать, потому что сахалинская картошка на девять копеек дороже — островная.
— Ну да, я ж говорил — им там на берегу на плешь не капает.
— Нам что сейчас нужнее, перегруз или картошка? — «причесывая» ладонью лысину, не сдавался отец. — Да если этот «Посейдон» загнать на Сахалин под картошку, он там неделю простоит. А транспортов больше в экспедиции нету. Вот мы бы забились рыбой до упора и сейчас лапти б сушили. Так? А потом бы он еще неделю эту картошку по экспедиции развозил.
— Так пусть она лучше гниет? — уже неуверенно спросил кто-то.
Проблема эта Витоса не волновала, он только подумал об отце: тоже мне политик, старается вроде уберечь меня от «картофельного бунта»… И тут объявили: всем собраться в сушилке на инструктаж по технике безопасности.